Виктор Мануйлов - Я, мой брат Лёха и мотоцикл

Я нёсся и вроде бы ни о чём не думал, но мысли всё равно мелькали, мелькали, мелькали… Даже и не мысли, а их маленькие кусочки. В одном месте я удивился, что когда-то боялся въезжать на трамплин – просто въезжать и ничего больше. Ещё боялся разбитой трассы, всяких бугров, кочек, грязи. Боялся скорости. Мне всё время казалось, что вот-вот я не удержу руль и грохнусь, или въеду в ограждение и разобьюсь… А теперь… Теперь я нёсся по трассе, и у меня внутри всё пело и ликовало оттого, что я несусь, отрываюсь от земли, лечу по воздуху, что вокруг люди и они видят меня, кто-то радуется, кто-то завидует, кто-то желает, чтобы я упал или ещё что, потому что они болеют за тех, кто сзади. А за меня болеют мама и папа. И конечно – Лёха. Как он старательно утаптывал песок перед моим мотиком на старте, как подбадривал меня, хотя это у него получалось неумело, по-детски.

– Юр! – кричал он, размахивая руками. – Ты, главное, жми и жми! Понял? И ничего не бойся! Понял?

И ещё он что-то говорил, и всё у него получалось жми да жми, вжик да вжик. Так ведь он же ещё маленький и глупый…

Финишёр помахал жёлтым флагом – осталось два круга.

Как быстро пролетели десять минут гонки!

Впереди самый большой трамплин. Раньше я сильно притормаживал перед ним. Да и другие тоже. Но на этот раз притормозил не сильно. Взлетел вверх так высоко, что заняло дух. Подо мной проносилось что-то серое, неразличимое глазом, а навстречу мне, прямо в лицо неслась земля, вернее, песок, изрытый колёсами вдоль и поперёк. Мотик ткнулся на пологий скат горки, я почувствовал толчок, но не такой уж сильный, и опять во мне всё запело на разные голоса от радости.

У меня всё получалось. Мне казалось, что быстрее на этой трассе ездить просто невозможно, потому что… потому что, как говорит папа, есть законы физики, которые нельзя нарушать. А кто нарушает, тот рискует сломать себе шею.

Ещё один круг. Папа показал мне большой палец. Ещё бы: оба сына на первом месте!

Остался последний круг. Впереди довольно простой поворот. Я выставил ногу, заваливая мотик внутрь круга, нога чиркнула по песку, ещё раз и ещё. И вдруг…

И вдруг мотик вильнул, зарыскал, и я почувствовал, как земля уплывает из-под ног, что я падаю. Стараясь удержаться, я почти упёрся ногой в мокрый песок, но это не помогло: мотик, мой верный мотик, скользнул обеими колёсами, лёг на бок и заглох. Я рванул его за руль, поставил, сорвал заводной рычаг, нажал ногой – трррр!

И тут мимо меня проскочил Краюхин. А за ним Колян Редькин. А за Коляном кто-то ещё.

Я рванул за ними. Третьего обогнал почти сразу же. Коляна достал через полкруга. Но Краюхин ушёл слишком далеко. Однако я не терял надежды и выжимал из своего мотика всё, что мог, хотя и понимал: не догоню; хотя и понимал: рискую.

Когда до Краюхина оставалось каких-нибудь пять метров, он пересёк финишную черту. Я за ним – через мгновение. За мною Колян. Но это уже не имело никакого значения.

Я не успел. Я проиграл. Я никак не хотел в это поверить. Ведь всё складывалось так здорово. И вдруг… на ровном месте… Я даже подумал, что финишёр дал отмашку на один круг раньше. Если бы ещё один круг…

Мне показалось, что небо стало темнее, а солнце, хотя оно и светило вовсю, спряталось за чёрную тучу.

Не помню, как я доехал до своей машины. Не помню, что мне говорили мама, папа и Лёха. Я никого не хотел видеть, никого не хотел слышать. Я забрался в машину и закрыл за собой дверь. И перестал сдерживать накопившееся во мне отчаяние и горе. Мне казалось, что жизнь кончилась, что все теперь будут смотреть на меня, как… как не знаю, на кого. Мне было стыдно, будто я пообещал всем обогнать всех и не выполнил своё обещание. Мне было больно, точно меня ударили. Мне не хотелось жить. Сейчас бы улететь куда-нибудь далеко-далеко, чтобы никто не нашёл. Слёзы душили меня, я еле-еле сдерживал рвущиеся из меня рыдания. Я слышал, как сказал папа кому-то:

– Ничего, пусть выплачется. – И ещё: – Он слишком рано поверил в свою победу.

И я перестал сдерживаться…

Странно, но плакать скоро расхотелось, глаза сделались сухими, однако горе осталось. И осталась пустота. Стало всё равно, что со мной будет. Даже если что-нибудь страшное. Потому что страшнее того, что было, не бывает.

Заглянула мама.

– Как ты? – спросила она.

– Нормально, – сказал я. И добавил: – Я не пойду на награждение. Пойди ты за меня. Или папа.

Дверь закрылась. Долго никто не подходил. Мне, признаться, хотелось, чтобы подошёл Лёха, но ему было не до меня: он сцепился с каким-то мальчишкой из-за большого шарика: гонки закончились, шарики растаскивали все, кто хотел. Лёха хотел иметь самый большой. Я видел, как они с этим мальчишкой, который на голову выше Лёхи, тянули веревку шарика каждый в свою сторону, вырывая её друг у друга. Я услыхал, как мама сказала папе:

– Саша, они сейчас подерутся. Сходи, разними их.

И папа пошёл. Но он не успел: Лёха вырвал у мальчишки шарик. Он возвращался к машине с гордым видом победителя.

Я вздохнул. «Вот, – подумал я, – у Лёхи всё получилось, а у меня ничего не получилось. И он может драться из-за шарика, потому что выиграл первенство, и ему всё равно, что случилось с его старшим братом».

А по радио уже объявили общий сбор для награждения.

Папа открыл дверь и сказал:

– Пора идти.

– Я не пойду, – сказал я.

– Это будет неспортивно, Юра, – покачал папа головой. – Надо уметь проигрывать. И потом… один мудрый человек сказал, что самыми лучшими нашими учителями являются наши поражения. Надеюсь, ты учтешь свой опыт. А вообще, скажу тебе откровенно, мы с мамой от тебя не ожидали даже второго места. Ведь ты пойми, что это второе место на первенстве страны. И сезон ещё не закончен. Завтра ты сможешь выиграть первое ещё раз. Потом ещё. И вообще всё впереди: и новые поражения, и новые победы. Ты должен к этому привыкнуть. И не делать из неудач трагедий, будто для тебя всё кончилось. Всё только начинается, малыш. Всё только начинается.

Я вытер платком лицо, выбрался из машины и пошёл рядом с папой туда, куда собирались все, где стояли три разновысокие тумбы подиума.

Громко играла весёлая музыка. Светило солнце, ветер полоскал разноцветные флаги, мальчишки бегали с шариками, на берёзе гомонила стая скворцов. Вот она сорвалась и понеслась куда-то по своим птичьим делам.

В стороне от толпы мама за что-то отчитывала Лёху. Он стоял потупившись, ковырял носком кроссовки песок, и было видно, что слова мамы отскакивают от него, как теннисные мячики от стенки.

Мы подошли к ним вместе с папой.

– Вы представляете, Алексей подрался с Краюхиным! – сказала мама с возмущением. – И из-за чего, вы думаете? Из-за того, что он обогнал Юру. – И, взяв меня за руку, она попросила: – Юрочка, я тебя очень прошу: извинись перед Димой за Лёху и обязательно поздравь его с победой. Обязательно!