Виктор Кава - Трое и весна

Уже не так блестели лопатки, выбрасывающие во все стороны землю. Вначале она была чёрной, затем посерела. А когда яма стала ребятам до колен, наверх тяжело стала падать жёлтая глина.

«Где же они, эти сабли? — начал тревожиться Коля. — А вдруг их здесь вовсе нет и мы зря надрываемся?..»

Руки наливались свинцом, и вскоре не было сил поднять их. Знойное солнце грело ребятам мокрые спины.

Первым сдался Коля. Обеими руками снял тюбетейку, вытер вспотевшее лицо. Затем Толя вогнал лопатку в глину, глянул на свои покрывшиеся пузырями руки, вздохнул:

— Эх, если б сюда экскаватор!..

Вася резко обернулся. Его глаза — точно щёлки.

И тут вдруг подал голос Петя. Закричал на всю степь, может, не на всю, но на кургане его хорошо услышали.

— Идите сюда! Что-то покажу-у-у!

Кто из ребят, даже археологов, останется равнодушным к такому призыву? Толя с Колей скатились вниз.

А Вася вышел на верхушку кургана и стал возле высоченного чертополоха. Упругий ветер обнял его, дёрнул за волосы и толкнул в спину, и ноги чуть сами не понесли его вниз.

Ветер не знал Васи, понятия не имел о том, что имеет дело с таким ретивым археологом, который за какую-нибудь паршивую пуговицу от штанов замызганного скифского мальчишки отдаст не колеблясь все марки, даже с Островов Зелёного Мыса.

Наконец Вася резко отступил назад.

— Хлопцы! Вы что, свёклу пришли прорывать? — крикнул Вася грозно, разгадав Петину хитрость. — Ну-ка, назад!

Ребята точно оглохли. А ведь слышат же, слышат…

Во второй раз позвал, в третий… Голос его вспугнул воробьёв, которые купались в тёплой пыли на дороге.

Словно глухих зовёт.

Пришлось спускаться вниз.

— Ах, это ты… — спокойно сказал Петя. — Пришёл помогать?

Ну, что ему ответишь?

Вася коршуном налетел на Колю и Толю:

— Ну-ка, марш на курган! Кому я сказал?

Ребята смущённо топтались на месте.

— Ты посмотри, какая она хорошая, — миролюбиво отозвался Толя, протягивая Васе нежную свеколку. — Хорошая, а лишняя. Нужно вырывать, чтобы дала расти другим.

Вася глянул и увидел только Толины маленькие, но сильные руки, которые так сноровисто долбили затвердевшую землю на кургане.

— А знаешь, что это за свёкла? — таинственным голосом сказал Коля. — Новый сорт. Слаще мёда! И тётка Анна сказала, что мы первыми попробуем сахар! А обратно поедем на машине. Я сяду в кабину.

Вася ещё громче повторил свой приказ.

— Кто это здесь так раскомандовался? Видали бригадира!

Вася быстро оглянулся. Грозно подбоченясь, стояла дородная женщина — звеньевая тётка Анна.

— Я не бригадир, — пролепетал растерянно Вася. — Я… археолог.

— Археолог? — блеснули тёткины глаза. — Значит, курган будешь разрывать, старину искать?

— Ага, курган, — кивнул Вася, приятно поражённый, что тётка не стала смеяться. Сказала — курган, а не холм.

— А знаешь, сколько он здесь стоит? — прищурилась тётка Анна.

— Ну, лет, наверное, тысячу… — осторожно ответил Вася.

— Вот-вот, если не больше. А ещё неделю постоит?

— А что ему сделается?

Что ещё мог сказать Вася?

— Тогда засучивай рукава и прорывай свёклу. Тут не только неделя, каждый час дорог.

Загнанный в угол тёткиной хитрой логикой, Вася побрёл к грядкам.

А Петя тут как тут.

— Смотри, которая свёколка хилая, слабая, выдёргивай с корнем — от неё никакой пользы, только вред, сильное растение заглушит. И приглядывайся, чтобы расстояния между свёколками были одинаковыми.

— Знаю, профессор, — пренебрежительно отмахнулся Вася. И неохотно склонился к рядку.

Прореживал свёклу и время от времени с сожалением поглядывал на опустевший курган. Обиженные тени попрятались в его загадочной глубине.

Женщины, приехавшие домой на грузовиках, быстро разошлись по домам, а ребята топали вместе, разбрызгивая ногами мягкую, как тополиный пух, пыль.

— Пропал день, — тяжело вздыхал Вася. — Вот такие мы археологи, историки, исследователи…

Ребятам не хотелось расставаться с ощущением чего-то приятного, пришедшего вместе с усталостью, и они помалкивали. Только Петя, помолчав, отозвался:

— А те учёные, другие, разгадали тайну?

— Ну да, «разгадали»! Умерли, и сейчас никто толком не знает, что там произошло… Да ну вас! — Вася крепко сжал лопатку и побежал улочкой в конец села, где он жил.

— Завтра один пойду, вас не возьму! — оглянувшись, крикнул ребятам. В его голосе прозвучали и гордость, и глубокая затаённая обида.

Ребята всё почувствовали — и гордость, и обиду.

Остановились, переглянулись.

— А ведь разгадает, — тихо, торжественно сказал Петя. — Разгадает тайну этих проклятых фараонов…

Ребята оглянулись. На фоне остывающего сиреневого неба высился чёрный курган. Махнули ему на прощание рукой и пошли дальше по ярко освещённому селу.

Главное — утром не попадаться на глаза отцу.

А с матерью он живо все уладит. Принесёт вкусной воды из родника от Бондарей, виновато заглянет ей в лицо. И материнская рука, готовая для жёсткого шлепка, сразу обмякнет и потянется к его чубчику…

По отцу лучше не попадаться.

Он на испуг не берет, руками не машет, как мать. Зато у него столько всяких изничтожающих слов! И как они только у него в голове укладываются. Его отец бригадир, а сейчас посевная… И сам же говорит: «Голова от забот трещит…»

А если утром разминуться с отцом, то, может, он за день и позабудет… Ведь забыл же принести матери помидорную рассаду.

Да и вся история, из-за которой так вскипела мать и обещал серьёзно поговорить отец, если спокойно разобраться, яйца выеденного не стоит. Володиной вины там… ну, на грош!

Мать не захотела вдаваться в тонкости и выложила отцу все точно так, как донесла ей тётка Мотря, которая недалеко от той злосчастной ямы рвала молодую крапиву для поросёнка.

— Ты знаешь, Иван, что отчебучил сегодня наш пострел? — сказала мама, когда отец сел ужинать.

— А что? — устало отозвался тот.

Володя так съёжился на стуле в углу, что сам почувствовал, какой он стал маленький и несчастный.

— Соньку Перепелицу, ту рыженькую девочку, которая в прошлом году чуть в пруду не утопла, столкнул в яму из-под картошки… И в кого он такой бессердечный уродился?..

И пошла говорить!..

Отец с матерью весной в хате не задерживались. Весна где-то долго блуждала по югу, запоздала, и теперь колхозники спешили все, что надо, посеять и посадить. И смотрите, что получается: отец приходит вечером весь почерневший от солнца, пыли и усталости, наспех похлебает борща, проглотит несколько вкусных картофелин с салом и молодым чесноком, а потом запалит цигарку и снопом валится на кровать. Володе каждый раз приходится вынимать погасшую цигарку у него изо рта. А мать, хоть и наломается на ферме, прибежит домой, все переделает по хозяйству, накормит отца с Володей, а потом ещё и с соседкой через тын словом перекинется. Иногда они это слово до самой ночи не устают перекидывать.