Григорий Медынский - Повесть о юности

— Все равно! — все так же твердо сказал Борис. — Если нужно судить, судите меня. А они здесь ни при чем!

— А шли вы вместе?

— Вместе.

— Так как же они ни при чем? — спросил начальник.

— Они меня отговаривали.

— Значит, плохо отговаривали. Вы из какой школы?

Начиналось самое страшное. Пока шла речь об ответственности, Борис охотно и совершенно искренне становился в благородную позу человека — ответчика за всех и за все. И он готов был отвечать за всех и за все. Но школа… Упоминание о школе лишило его внутренней твердости.

— Товарищ начальник! — сразу сникнув, сказал Борис. — Не сообщайте в школу. Наложите штраф, что хотите, только не сообщайте в школу!

— А как же я могу не сообщить? Вы что — в соучастники меня приглашаете? — Серые, пронзительные глаза начальника в упор смотрели на Бориса.

— Так разве он злоумышленник? — сказал напряженно следивший за разговором Игорь. — Это формальный подход!

— Формальный подход? — начальник перенес свои взгляд на Игоря.

— Он выдержку хотел испытать! — вставил свое слово и Валя Баталин.

— Выдержку! Формальный подход! — ответил начальник. — Эк вас школа-то изуродовала! Это государственный подход, разрешите вам сказать, молодые люди! А если бы у этого чемпиона, волевика, не хватило выдержки? А если бы он не рассчитал? Если бы он споткнулся в последний момент и попал бы под поезд? Машиниста судили бы из-за какого-то мальчишки!.. Вы думаете, это геройство? Нет! Геройство — это подвиг во имя общественных целей. А тут… Хулиганство это, а не геройство. А за него отвечать нужно.

Пришлось назвать номер школы, адрес родителей, и дальше все пошло своим порядком: бессонная ночь дома, тяжелые объяснения в школе с Полиной Антоновной, с директором, в комитете комсомола и в конце концов штраф, который пришлось уплатить отцу за «эксперимент» сына…

Но самое главное — это стыд. Только теперь Борис понял, что все имеет оборотную сторону: кажется так, а получается иначе. Как прошлый год, в Гремячеве, — думал волю закалять, забрался на «зуб», а только перепугал маму. Так и здесь: от геройства до хулиганства оказалось полшага. И то, что он не сумел разобраться во всем этом, как самый последний пятиклассник, было стыдно. И особенно перед девочками. Ну как он теперь на эту самую прогулку пойдет?..

Прогулка состоялась, и все ею были довольны: и место было выбрано хорошее, и погода была хорошая, и настроение у всех было хорошее, и всем вообще было хорошо, дружно и весело. На поляне, окруженной с одной стороны густой зарослью только начинающего зеленеть ольшаника, с другой — еловым лесом, бегали, пели, танцевали, собирали первые цветы, играли в волейбол, отдыхали, лежа на молодой траве и глядя в небо.

Но среди общего шума и смеха Полина Антоновна обратила внимание на Игоря. Он и раньше не отличался общительностью, но сегодня это было особенно заметно. Он держался в стороне от ребят, ходил в лес за дровами, разжигал костер и почти все время сидел около него, подкладывая в огонь хворост, пока не вскипел чайник, из которого потом все с удовольствием пили чай.

— Что вы такой скучный, Игорь? — Полина Антоновна подсела к нему.

— Нет, ничего!.. — Но потом, видимо устыдившись своей скрытности, сказал: — Полина Антоновна! Меня, вероятно, судить будут!

— Судить? За что?

— Да так… квартирные дрязги.

Полина Антоновна знала об этом: жизнь в квартире у Игоря была очень беспокойная.

— Так в чем дело? Что произошло?

— Вытолкал я ее!.. — ответил Игорь. — Ну, вы знаете нашу соседку. Это ж такая противная личность!.. Она стала приставать к моей маме, я ее и вытолкал из кухни. Она — в милицию, написала заявление… Словом, будут судить!

Он стиснул зубы, отчего его острые скулы еще больше заострились, помолчал и добавил:

— Ну что ж, пусть судят! А маму я все равно в обиду никому не дам!

Пришлось вызвать Клавдию Петровну, мать Игоря, и расспросить, как было дело.

Полина Антоновна помнила женщину, открывшую ей дверь при первом посещении семьи Вороновых, — ее неприветливый жест, недоброе, кислое лицо. Оказывается, она, как это случается, отравляла жизнь всем жильцам квартиры.

— Я уж не говорю о бесконечных спорах насчет газа, электричества и разных кухонных порядках! — рассказывала Клавдия Петровна. — Но вы представляете, Полина Антоновна, в первом часу ночи вдруг: бух! бух! бух! — дверью хлопает. Изо всех сил! Или приемник включит на самую полную мощность. А комнаты наши рядом, и все это прямо в уши так и бьет. Ну, мне бы так-сяк, стерпела бы! Дочке тоже все равно, она у меня такая! А ребята… Игорек еще ничего — он парень крепкий, владеет собой: стиснет зубы, сожмет, вижу, кулаки, а все же выдерживает. А младший, Славик, тот даже вздрагивает. Он, может, от этого и учится у меня хуже, не то что Игорь.

— Игорь ваш молодец! — заметила Полина Антоновна.

— По правде скажу, Полина Антоновна: не обижаюсь! — согласилась Клавдия Петровна. — Что по дому, что по учению, или с товарищами какие дела — газета или вот еще классным старостой его выбрали, — на все его хватает. Ну, работает он, прямо скажу, Полина Антоновна, как машина! Иной раз сердце замрет! Много все-таки работы у ребят, если все как следует делать! А тут вдруг это радио! Да добро бы еще музыка! А то какая-нибудь передача для работников сельского хозяйства или объявления промкооперации. Постучишь — хуже! Скажешь — еще хуже, как масла в огонь! Такой человек! Уж я молчу, песенку какую-нибудь мурлычу про себя, — песни я с детства люблю, — и то ее бесит: кажется ей, будто я назло мурлычу. Одно слово — агрессор! Бывают люди — по-мирному хотят жить и обо всем с ними можно договориться, а то — агрессор!

Клавдия Петровна подробно рассказала историю своей длительной и безрезультатной борьбы с этим квартирным «агрессором». По ее рассказу получалось так, что чем больше она старалась ладить, тем больше наглела соседка. И кончилось это тем, что в субботу, накануне прогулки ребят за город, произошел крупный скандал. На шум выскочил Игорь и, вступившись за мать, вытолкал «агрессора» из кухни. Дальнейшее Полина Антоновна знала: соседка побежала в милицию, написала заявление и, вернувшись, грозила Игорю самыми страшными карами.

Полина Антоновна отнеслась ко всему этому спокойно: дело пустяковое, и ни о каком суде не могло быть и речи. Но Клавдия Петровна смотрела иначе: она уверяла, что у соседки есть в милиции «рука» и она «все может».

Действительно, через несколько дней к ним в квартиру пришел милиционер и стал снимать показания. Перепуганная Клавдия Петровна прибежала опять к Полине Антоновне, и они вместе прошли к директору.

Директор позвонил начальнику отделения милиции и долго спорил с ним о том, что лучше — проучить парня, как собирался сделать тот, или не трепать ему нервы перед экзаменами.