Григорий Медынский - Повесть о юности

«Работа на первый взгляд не видная, но это только на первый взгляд, потому что отсюда все далеко видать и масштабы здесь такие, что если бы дядя Боря, положим, решил обойти всю стройку, как он собирался, это было бы похоже на путешествие клопа вокруг света».

Чтобы не откладывать дела в долгий ящик, Федор Петрович в тот же день написал ответ своему братеню и в ответе этом не забыл похвалиться, что «мы, мол, тоже не лыком шиты и тоже в общее дело свою каплю вкладываем».

А Борису он объяснил все, что касалось экскурсии — когда прийти, куда прийти и к кому обратиться.

Тогда возникли другие трудности и другие заботы: чтобы экскурсия состоялась и прошла хорошо, чтобы не пришлось краснеть за ребят перед учителем и перед заводом. Тем более что отнеслись ребята к экскурсии сначала совсем не так, как ожидал Борис. Одни ворчали, что и без того много работы и без того целыми днями приходится сидеть за книгой. Другие отшучивались: «Вот если бы на кондитерскую фабрику, тогда бы еще так-сяк! А то — в литейную!..»

Но все обошлось благополучно. Правда, не явился Сухоручко, не явились Рубин и Миша Косолапов, зато те, кто пришел, заинтересовались всем увиденным. Да и как было не заинтересоваться, когда перед тобой развертывается совершенно новый, неведомый до тех пор мир? Высокие, прокопченные своды, шум, звяканье, дробный стук, острый характерный запах, пыль. Она толстым слоем лежит под ногами и сотнями искр мерцает в световом столбе, падающем с остекленного потолка. Кругом — на тележках, на полу — навалены какие-то сложные громоздкие фигуры. Иногда их подхватывают краны, переворачивают или несут на другое место.

Сопровождал ребят молодой и явно увлеченный своим делом инженер. Еще во время войны, мальчишкой, он таскал здесь на носилках землю, потом грузил тяжелые корпуса мин и переправлял их в другой цех на обточку. Он заочно окончил институт, работал здесь же, в том же цехе, технологом, и готов был рассказать о своем сложном и таком непривлекательном на вид деле все, что знал. Он был уверен, что и ребята готовы с таким же увлечением слушать его рассказы, и потому говорил обо всем подробно и обстоятельно.

— В чем основа всей нашей техники, всего производства? — спрашивал он, зорко поглядывая то на одного, то на другого. — Машина! — отвечал он сам себе. — А литейное дело — основа машиностроения. Все начинается здесь, в литейной. Почти каждая деталь машины проходит сначала через наши руки! Потом ее точат, фрезеруют, шлифуют, проделывают множество самых различных операций, но основа основ — литье! А стоять у основы основ — это, по-моему, очень интересное дело, ребята! А?.. Как по-вашему?

Инженер обрисовал все этапы литейного производства: и подготовку земли для формовки, и самую формовку, заливку и обработку полученных деталей. Он вел ребят по цеху, показывая эти процессы, и вдруг обнаружил, что одного из них нет. Инженер скоро определил, кого именно: с самого начала он обратил внимание на серьезное лицо Игоря Воронова, на его заинтересованный взгляд, деловые вопросы. Он почувствовал, что этот суховатый на вид паренек пришел сюда не просто так, не просто поглазеть.

Сергей Ильич забеспокоился, но Дима Томызин сказал, что Игорь остался, кажется, около формовочной машины. Борис бросился туда, но около формовочной машины Игоря уже не было. Борис нашел его сидящим на корточках возле формовщика, сглаживающего форму какой-то отливки.

— Ты почему отстал? — накинулся на него Борис. — Что Сергей Ильич говорил?..

— Иду, иду! — недовольно проворчал Игорь, приподнимаясь.

— Ты же член бюро, а нарушаешь порядок! — продолжал Борис, но тоже остановился и тоже стал следить за тщательными движениями рабочего.

Форма была ровная, гладкая, но она чем-то не удовлетворяла рабочего, он ее приглаживал, пристукивал и снова приглаживал. В одном месте она дала небольшую трещинку, — рабочий загнал в песок деревянную шпильку вроде самой простой спички и опять стал сглаживать это место, пока оно не засеребрилось тусклым графитным блеском.

Когда Борис с Игорем подошли наконец ко всей группе, ребята стояли возле какой-то большой формы и инженер показывал им контуры будущей машины:

— Вот флянец!.. Вот еще флянец. Это подшипник, а здесь — лапы, на которых будет стоять насос.

— А что такое жеребейка? — вспомнил вдруг Борис свой разговор с отцом.

— Жеребейка? — переспросил инженер. — А почему это тебя интересует?

— Да так! — смущенно отвечал Борис.

— А вот теперь я тебе это на деле покажу! — послышался знакомый голос.

Борис повернулся — позади ребят, возвышаясь над ними на целую голову, стоял его отец. Федор Петрович улыбнулся Борису глазами и, подозвав ребят к оказавшейся поблизости форме большого насоса, стал показывать применение «жеребейки».

Жеребейка оказалась небольшой металлической подставочкой, на которую опирается «стержень» — ничего особенного в ней не было.

— Ну как, молодежь, не нравится, поди? — закончив объяснение, Федор Петрович обвел глазами ребят.

— Почему не нравится? — один за всех ответил Игорь.

— Ну как почему?.. Грязно, жарко, трудно!.. Многим не нравится. Некоторые даже не выдерживают, на токарей переквалифицируются, на слесарей. Там, конечно, почище! А здесь что?.. Земля, пыль, графит!..

— А что из этого! — решительно проговорил Игорь.

Федор Петрович посмотрел на него, потом на Бориса.

— Ну, так иди к нам работать.

— Ну что ж, и приду…

Тут ребята, все более смелея, стали спрашивать о других, непонятных, но очень интересных вещах, и Борису было приятно, что на все эти вопросы им подробно отвечал его отец. В эту минуту он особенно гордился им, и ему хотелось, чтобы все ребята знали, что этот плечистый человек в спецовке — его отец.

Конец четверти, горячая пора. На столе — горы тетрадей. Некогда пообедать, некогда газету прочитать, — дыхнуть некогда! И когда пришел муж, Полина Антоновна попросила:

— Ты меня прости. Разогрей, пожалуйста, обед сам.

Муж к этому давно привык и принялся за домашние дела. Не все обошлось благополучно, не все было сделано, как нужно, но обед был готов, и, когда сели за стол, муж поинтересовался:

— Ну, как дела?

— Ох, не знаю! Не знаю я, как мы с директором договоримся!

— Двойки?

— Двойки.

— И в четверти будут?

— Будут. Трудно сейчас сказать — сколько, но будут.

— Сухоручко, конечно?

— Сухоручко… Прудкин что-то пошатнулся.

— А Трошкин?

— Вот с Трошкиным не знаю, что делать. У него кажется, наметился сдвиг. Но еще небольшой и очень неясный.

Почти не встречаясь с ними, муж Полины Антоновны великолепно знал всех этих ее Трошкиных, Прудкиных и Сухоручко. Нередко их тетради проходили через его руки. Да и как могло быть иначе, если жена потонула в них, если у нее заведен такой глупый, с его точки зрения, порядок, что контрольные работы должны быть проверены и возвращены к следующему же уроку. Было время, когда он спорил, доказывал, что ребята подождут, что здоровье нужно беречь, но на все его доводы следовал один ответ: