Григорий Медынский - Повесть о юности

— А у кого спрашивать-то? — снова нахохлился Вася.

Спрашивать у кого-либо он считал безнадежным и совершенно невозможным для себя делом: одним он не хотел кланяться, от других не ждал помощи, с третьими когда-то подрался, с четвертыми собирался драться, — ну, у кого же при таких условиях можно спрашивать?

— А хочешь, мы к тебе прикрепим кого-нибудь? — предложил Борис.

— Прикрепить? А кого ж вы ко мне прикрепите? — насторожился Вася.

— Ну, хотя бы Вальку Баталина. Лучший математик класса!

— А ну его! — решительно тряхнул головой Вася. — Не люблю я его. Нет! Я лучше сам… Ладно, ребята, я возьмусь. Или у меня уж совсем воли нет? До конца четверти еще далеко. Догоню! Исправлю!

Васю Трошкина Борис знал давно, еще с той школы, — они вместе ходили в кино, вместе бегали с уроков на футбол, вместе занимались прочими «невинными забавами» того времени, иногда дрались, но никогда вместе не работали, не учили уроков. Для Бориса Вася был Вирусом, драчуном и беспокойным, немного смешным, но в общем неплохим малым. Теперь, когда Борис почувствовал ответственность за класс и за каждого в отдельности, ему захотелось присмотреться ближе и к своему старому товарищу.

Пришел он к нему вечером, будто затем, чтобы узнать задание по алгебре.

— А ты что ж, не знаешь? — недоверчиво спросил Вася.

— Да как-то так получилось, — ответил Борис. — Понимаешь, записал где-то и потерял.

Вася дал ему свои записи, и Борис стал списывать.

— Задачка-то трудная? — спросил он.

— Трудная, — неохотно ответил Вася.

— А решил?

— Пробовал…

— Ну и что?

— Не выходит!

— А как же ты? Опять на двойку шел? А говорил — подтянусь!

— Что я сделаю, если она не выходит? Хорошо учить, когда дело идет и ты все понимаешь. А если не понимаешь, вся охота пропадает.

— А ну, давай вместе решать!

Вася согласился неохотно и при первом же затруднении заворчал:

— Я же сразу вижу, что не выйдет!

Но задача стала «выходить», и тогда для Бориса наступила очередь торжествовать:

— Ну вот! А говорил — не выйдет!

— Да это, хорошо, ты догадался. А я не могу! — признался Вася и потом вдруг оживился, разоткровенничался. — Я сложные задачи вообще не умею решать. Как чуть не выходит, захлопываю тетрадь — и все! И больше я уж ни за что не могу браться, настроения нет. Такой уж у меня характер.

— По-моему, у тебя как раз характера-то и нет! — заметил Борис.

— Как нет?

— Так! Одни настроения!

— А что ж, скажешь, настроение ничего не значит?

— Почему не значит? Значит! Но главное… Ну, вот, например, Мересьев.

— «Мересьев, Мересьев!» — передразнил Вася. — Надоели с этим Мересьевым! Чуть что — Мересьев! Мересьев-то на войне был! А на войне что же?.. Думаешь, я на войне сдамся? Хм!.. Тоже ползти буду, хоть и без ног!

— А если настроения не будет? — пошутил Борис.

— Настроения? У меня… А ну тебя к черту! — обозлился Вася. — Кто ж на войне не поступит, как Мересьев? А ты знаешь, например, о межпланетных путешествиях?

— Ну, предположим! — улыбнулся Борис. По портрету Циолковского над рабочим столиком Васи он уже догадывался о его увлечении.

— А полетел бы? — спросил Вася.

— Не знаю… Не думал! — признался Борис.

— А говоришь!

— Да ведь, чтобы лететь, надо физику знать. А у тебя по физике двойка.

— Опять двадцать пять! Опять о том же! — проворчал Вася. — А ты думаешь, твой Мересьев двоек не получал? Или Тюленин? Герой, не хуже Мересьева. А смотри, какой был! И дрался, и за девчонками подглядывал. Как это у Фадеева описано! Думаешь, одни пятерочники подвиги совершают?

— Нет, ты ответь: как же ты полетишь, когда физики не знаешь?

— Физики, физики… Подумаешь! Сяду и выучу! Это дело маленькое. Самое главное — мечта!

— Да ведь за мечту бороться нужно. А без этого какая ж мечта?

— Сначала нужно знать, за что бороться! Мечту иметь! А без этого что?.. Ну, вот Витька Уваров учится на пятерки. А что толку из его пятерок? Ну, получит он медаль. А что медаль? Подумаешь! Будет каким-нибудь чинушей.

— Почему — чинушей?

— А кем же он еще будет? — убежденно ответил Вася. — Чинушей! Потому что он — рыбина! Не человек, а рыбина! Ну скажи ему: вот строится первый в мире ракетоплан «СССР-1». Маршрут Земля — Луна. Ни за что не полетит! Он лучше какие-нибудь проекты будет разрабатывать, в кабинете сидеть, в пиджачке, с галстучком и с карандашиком в боковом кармане.

Дальше больше, все сильнее разгораясь, Вася Трошкин рисовал Борису картины будущих полетов на Луну, на Марс, за пределы Вселенной. Получалось беспорядочно, путано, но увлеченно.

Увлечение это родилось, может быть, в детстве. Маленький Вася проснулся ночью — на него глянула в окно луна, такая большая и красная, какою он ее никогда не видал. Вася испугался, натянул одеяло на голову и отвернулся к стене. Потом он говорил о луне с ребятами во дворе, кто-то высказал предположение, что, может быть, на луне живут зайцы. Вася ничего невероятного в этом не видел, он был такого склада — готов поверить всему.

Интерес к межпланетным путешествиям появился у него с той поры, когда несколько лет тому назад он услышал в Планетарии лекцию на эту тему. Вася был поражен, что, это, оказывается, уже не фантазия, что «вечно юная, — как сказал лектор, — человеческая мечта близка к осуществлению».

«Недалеко то время, — говорил лектор, — когда по трассе Земля — Луна полетит первый космический корабль, который, может быть, будет называться «СССР-1». Бесспорно, что первыми отважными исследователями, пионерами межпланетных пространств, которые составят его экипаж, будут люди нашей страны, люди нашего коммунистического завтра».

И Вася Трошкин сразу же нашел свое место среди этих «пионеров межпланетных пространств». Он стал ходить в Планетарий, читал книги по астрономии, но из всего он выбирал только сильное, эффектное, что поражало его воображение, оставляя трудные, малопонятные и неинтересные вопросы научной теории на долю кого-то другого. И теперь он хотя и сбивчиво, но с увлечением рассказывал Борису о станциях в мировом пространстве, о межпланетных вокзалах, об искусственных спутниках земли, построенных между Землей и Марсом из самого легкого металла — натрия, о каких-то висящих в пространстве зеркалах, при помощи которых можно, отражая солнечную энергию, растапливать на земле арктические льды.

— Подожди! А зачем их растапливать? — перебил его Борис.

— Как зачем?.. Чтобы не мешались!

— А лучше это будет или хуже?

— Как же так — хуже? То льды, а то… Как же может быть хуже?

— А может, тогда все туманом покроется?

— Отчего же это туманом покроется? — спросил Вася, но в голосе его послышалась вдруг явная нотка сомнения.

Впрочем, уже одно то, что Вася заинтересовался такими большими и интересными вопросами, было для Бориса большой радостью: Вася вдруг повернулся к нему другой, совсем новой стороной.