Мато Ловрак - Отряд под землей и под облаками

— Тонин Фаганель? — спросил он.

— Да.

У мальчика дрогнул голос, в горле застрял горький комок. Полиция, измена, арест… Все кончено! В голове проносились обрывки мыслей. Он чувствовал себя косулей, окруженной собаками. Бежать? Двери заперты. Прежде чем он их откроет, его схватят и свяжут. Отчаянно-молящим взглядом он посмотрел на мать и сестру.

Жутка стояла, прижавшись спиной к стене, бледная, перепуганная, и переводила глаза с агента на брата и обратно. Мать так и застыла с тарелкой и полотенцем в руках.

— Что произошло? — удивленно спросила она.

— Ничего, сударыня, — отвечал Паппагалло, — пока ничего не произошло. Возможно, это лишь досадное недоразумение. Сейчас все выясним… Где у тебя книги? — спросил он Тонина.

Тонин показал на шкаф, где стоял будильник. Туда он бросил книги и тетради, когда пришел из школы.

Бастон стал рыться в шкафу. Инспектор взялся за Тонина.

— Руки вверх!

Мальчик поднял руки вверх, словно тонул и последним усилием тянул их из воды. К страху присоединилось чувство унижения и стыда. На глазах выступили слезы, он судорожно сжимал губы, чтоб не заплакать. Мать и Жутку он видел как сквозь мутное стекло.

Паппагалло обыскивал его карманы. Может, он ничего не найдет? Как хорошо, что он отдал револьвер! О патронах он не подумал. Мучительно хотелось знать, что делает за его спиной Бастон, но оглянуться он не решался.

Из его карманов извлекались самые различные предметы. Паппагалло внимательно разглядывал каждый и выкладывал на стол. Ничего особенного. Перочинный ножик с обломанным лезвием, крохотная записная книжка с огрызком карандаша. Бригадир полистал книжку, но она была чистой, как первый снег. Несколько мелких монет, два ржавых пера. Медная монета наполеоновских времен, покрытая ярью, — Тонин нашел ее в песке на берегу Сочи. Носовой платок. И, наконец, шесть патронов, которые ему дал Павлек.

— Это что такое? — спросил инспектор, поднося патроны к самому носу Тонина.

Тонин смотрел на них с удивлением, словно сам не понимал, как они оказались в его кармане.

— Где ты их взял?

— Нашел.

— Нашел? Где? На улице? Такие вещи на улицах не валяются. Ты врешь!

— А это ты тоже нашел? — раздался за его спиной голос Бастона.

Тонин опустил руки и оглянулся. Чернявый агент поднес к его глазам плакат с разноцветным словенским флагом. Паппагалло вонзился в текст, потом в Тонина. Из его горла вырвался торжествующе-гневный смех.

— О господи! — воскликнула мать и так и села, бессильно уронив руки на колени.

— Где ты это взял? — сердито повторил вопрос Бастон. — Может, тоже нашел на улице?

— Нет.

Тонин понял, что погиб. Сердце сжалось, колени дрожали мелкой дрожью. Мысль выдать товарищей даже не приходила ему в голову. Ощущал он только отчаяние и унижение. И тут же на него нашло ожесточение и упрямство. Вспомнились «черные братья». Сколько раз они давали клятву, что, если поймают, все принимать на себя.

— Нет? — наседал на него Бастон. — В таком случае, кто тебе это дал?

— Никто. Сам сделал.

— Сам сделал? А для чего? А?

Тонин молчал.

— Говори! — в ярости закричал агент и ударил его наотмашь по лицу. — Говори! Говори!

Тут вошел Фаганель, отец Тонина. После обеда он пошел вздремнуть, и его разбудил необычный шум в кухне. Он сразу увидел Тонина — тот пошатнулся от удара, схватился рукой за щеку и сморщился от боли… Фаганелю не понадобилось спрашивать, что случилось, в мгновение ока он оценил ситуацию. Один взгляд на плакат открыл ему причину тайных сборищ в подвале.

— Не смейте его бить! — закричала мать. — Он скажет. Тонин, говори! Расскажи все, как есть!

Тонин упрямо молчал.

— Мы, сударыня, не бьем его, — сказал Паппагалло. — Мы его только по головке гладим. Бить его будет закон…

Фаганель хотел вмешаться, но прикусил язык. Он был человек рассудительный и решил, что словами тут не поможешь. Он сел на лавку и сделал знак жене, чтоб та замолчала.

Паппагалло и агент обыскали кухню и спальню. Переворошили постель Тонина, но не нашли ничего предосудительного. Не обнаружили и флага, который осторожная Жутка спрятала подальше от материнских глаз.

Тонин, стоя совершенно неподвижно посреди кухни, одними глазами пытался что-то сказать Жутке, то бледневшей, то вдруг покрывавшейся краской и смотревшей на брата участливо-испуганным взглядом. Она догадалась, что брат хочет ей что-то сказать, но что? Чтоб она никого не выдавала? И не подумает! Он может быть спокоен. Но нет, он хочет сказать что-то другое. Во всяком случае не только это. Тонин шевелил губами, неслышно выговаривая какие-то слова. Шептать он не решался. Жутка в отчаянном усилии понять брата открыла рот, распахнула глаза и вытянула шею. Тонину показалось, что она поняла его, и он ласково ей улыбнулся.

— Пошли! — сказал Бастон и схватил Тонина за руку.

Мать тихо заплакала. Отец с натугой откашлялся, словно ему что-то попало в горло. Жутка терла глаза и кусала губы.

Тонин не сомневался в том, что его уведут, и сердце его сжалось. Он хотел попрощаться с матерью и отцом, но агент резко потянул его за собой. Мальчик держался как мог, но все же крупная слеза выкатилась из его глаз и сползла к самому рту. Он почувствовал ее горький вкус.

Павлек, пообедав, сразу побежал к Нейче. Тот жил у своей тетки, базарной торговки Нуты, дородной неряшливой женщины, которая держала его в ежовых рукавицах. Боялся он ее ужасно, но все равно вел себя от этого не лучше, и что ни день, на него выливался поток брани. К счастью, тетка редко бывала дома и не могла уследить за каждым его шагом.

Нейче рассматривал новую листовку. До вечера, когда надо было отправляться на задание, было еще далеко. Револьвер манил Павлека выйти за город, куда-нибудь подальше, и попробовать пострелять. Нейче, как обычно, пошел с ним.

Они легко и весело шагали по мягкой пыли, жмурясь от осеннего солнца, бьющего в глаза. Куда пойти? На Соче всегда много людей — они услышали бы выстрелы. Идти в Гройно или на склоны Шкабриела слишком далеко. Они направились в Розовую долину. Там в стороне от дороги есть густые заросли акации, где пусто и глухо. Спрячутся в чащу и — ба-бах!

Пока они шагали по городу, Павлек внимательно озирался по сторонам. Боялся наткнуться на Паппагалло. В воскресенье тот, вернувшись с охоты, заходил к ним и спрашивал о нем. Но сколько его ни звали и ни искали, он не отозвался — спрятался… Он был уверен, что встреть он его сейчас, Паппагалло сразу бы догадался, что́ лежит у него в кармане. Успокоился он лишь тогда, когда они миновали последнюю улицу и последний дом.