Михаил Касаткин - Первозимок

- Что же ты наделал? - упрекнул Петька. - Чудак-человек... Ведь мы ж с тобой и с бабушкой договорились насчет кобелька! И грибов, и ягод уже столько набралось, а бабушка насушила, что выменяли б мы эти двадцать яиц несчастных! А ты...

Сережка невесело опустил голову: оправдываться теперь, отрицать свою вину было бы глупо.

Петьке стало даже чуточку жаль друга: ведь не зла тот хотел, а как лучше...

- Послушай, - сказал Петька. - У нас теперь сушеных грибов столько... А я вчера еще свежих целый мешок набрал! Ты предложи своему отчиму все их - за яйца! На еду вам в десять раз больше хватит всем троим, с Елизаром вместе, чем яиц этих...

- Предложи... - уныло повторил Сережка. - Так он и послушает меня, Елизар, когда упрется...

- Это правда... - согласился Петька. - Тут надо дядьку Савелия привлекать... А лучше - бабушку!

- Ее! - сразу веселея, подхватил Сережка. - Она уломает! Она у тебя все может! И значит... - неожиданно засуетился Сережка. - Я тогда побегу! За Расхватом! К тебе его приведу!

- Это ты подожди, - остудил его Петька. - Еще и с бабушкой, и с отчимом твоим договариваться надо. А то он и спохватиться может: яйца, скажет, мои - значит, и кобель тоже мой!

- Так ведь прогнал он собаку! - воскликнул Серега. - Сказал: чтоб с глаз долой! Как теперь слово свое назад крутить будет? А Расхвата жалко.

И Петька, подумав, наверное, всего секунду, отчаянно махнул рукой.

- Давай! Волоки его! - И со знанием дела наказал Сережке: - А так, шибко не жалей, не балуй пса. Настоящую собаку нельзя очень баловать. А Расхват наш будет настоящей!

Через несколько минут, после того как Сережка и Петька уже разошлись, бабушка Самопряха степенно отправилась через всю деревню к Елизару.

И пробыла она там долго.

Доподлинно их разговора Петька знать не мог, да и выведать не пытался. Но из короткого бабушкиного сообщения понял, что сначала Елизар долго упирался, твердил, что яйца те общественные... Сказал, что райпотребсоюз их сам выменивает, за яйца даже ситец предлагают... И кур дали колхозам: только чтобы кормить да ухаживать. А яйца: под несушек самую малость - под тех, какие заквохчут, остальные - в казну, государству то есть... Но когда выяснил наконец, что за столько грибов, трав лекарственных и ягод, сколько насушила Петькина бабушка, можно все-таки не два, а четыре десятка яиц, даже пять с гаком выменять, взял корзину, мешок и самолично отправился с бабушкой за ее товаром.

Жизнь у Расхвата резко изменилась в лучшую сторону. Свобода - она хоть для человека, хоть для маленькой букашки - свобода: ее ничем не заменишь.

За месяц он подрос и стал уже большой собакой. А если думал расти так быстро и в дальнейшем, то мог на самом деле с быком сравняться.

Широкий в кости, со зримо взбугрившимися мускулами, Расхват не мог подолгу оставаться в покое. Да Петька и не собирался держать его в покое, как ляльку. С первого дня занялся регулярными тренировками пса, не жалея собственных ног и делая для этого вместе с Расхватом, чтобы уединиться, не торчать на глазах у людей, походы, пробежки, вылазки на дальние расстояния...

Проснувшись под кутником у порога, Расхват потягивался, напрягая все тело, потом устраивался на животе и затихал, положив свою лобастую морду на широкие лапы, будто задумывался, припоминая, что предстоит ему и Петьке сделать за сегодняшний день... Потом, как бы все обдумав, поднимался и, подойдя к кутнику и став на него передними лапами, схватывал зубами край лоскутного одеяла (вернее, того, что осталось от него) и начинал стаскивать его с Петьки.

Тот спал крепче Расхвата и, чувствуя во сне, что с него тащат нагретое за ночь тряпье, хватался руками за другой край одеяла... Тогда Расхват негромко подавал голос и нетерпеливо скулил.

Петька от этого сразу просыпался.

- Ах, это ты, Расхват! - каждое утро теперь как будто заново радовался Петька и, сбросив одеяло, туг же, бодрый, садился на кутнике, ища глазами ботинки...

А затем они вместе выбегали на огород.

Петька для этого защелкивал отысканный Сережкой где-то у отчима Елизара «карабин» на ошейнике Расхвата и, отпустив поводок, распахивал дверь...

Расхват стремительно рвался вперед, и потому сдерживать его было не так-то просто...

Оказавшись во дворе, Петька требовал:

- Рядом, Расхват! Рядом!.. - И решительно подбирал поводок.

Но молодому Расхвату не терпелось помчаться во всю прыть через раздолье огородов за околицу, и при любой возможности он вырывался вперед.

Петька при этом резко дергал за ошейник, как советовала ему инструкция неведомого старшины, и, почти как взаправду, замахивался концом поводка...

А когда Расхват, подчиняясь команде, сдерживал шаг, Петька поглаживал его по густой шерсти на загривке и ласково повторял:

- Хорошо, Расхват... Хорошо...

Затем уже сам пускался бегом и освобождал на всю длину поводок.

Но, пробежав так метров двести - триста, он вновь дергал за ошейник и требовал:

- Расхват, рядом!.. Рядом! - При этом опускал свою левую руку к ноге.

Если Расхват приостанавливался неохотно - Петька все же, как полагается, легонько стегал его кончиком поводка.

Кобель поджимал хвост и оказывался у левой Петькиной ноги. Тогда опять ласково, даже радостно немножко, со светлым выражением на лице Петька повторял:

- Хорошо, Расхват... Хорошо...

Так и на этот раз, проделав большой круг и убедившись, что собака идет рядом, слушаясь команды, Петька наконец отстегнул поводок от ошейника и, сделав рукой движение, как будто отбросил что-то, разрешил:

- Гуляй!

Эту команду Расхват выполнял всегда чисто и, можно сказать, почти с первого дня - без принуждения.

Оглянувшись на Петьку, он пустился через поле вниз, к ручью, легко, без напряжения перемахнул через него и помчался по лугу, делая круг за кругом...

Петька не только тренировал собаку, но и тренировался сам...

Родилась у него и день ото дня укреплялась в голове мысль, которую он пока не решался поведать даже своему лучшему другу Сережке...

Фронт не совсем остановился: где-то справа и слева от Петькиной деревни Подлесовки с тяжелыми боями наши войска все-таки отвоевывали у фашистов населенный пункт за населенным пунктом... Однако то, что стремительное наступление временно затормозилось, подстегивало Петьку. Скрывая свои тайные думы ото всех, он решил, обучив как следует Расхвата, бежать с ним на фронт - в разведку. Тогда, думал Петька, начнется последнее, безостановочное - до самого Берлина - наступление! Фронтовики, безусловно, примут их в свои ряды, только взглянув на Расхвата и проверив самого Петьку.

Потому-то Петька и себе на тренировках не давал спуску: прыжки, бег, выжимание тяжестей (камней, коряг), ползание по-пластунски, метание «гранат» - всего, что годилось на это и попадалось под руку... А верный Расхват, играя мускулами, носился при этом вокруг него как очумелый...