Марк Твен - Похождения Тома Соуэра

Одною изъ причинъ, заглушившихъ въ душѣ Тома его тайныя мученія, было то, что у него явилась новая забота: Бекки Татшеръ перестала ходить въ школу. Томъ боролся съ своимъ чувствомъ нѣсколько дней, гордо надѣясь «завить горе веревочкой». Но это ему не удалось, и онъ невольно сталъ бродить по вечерамъ около дома Татшеровъ, чувствуя себя несчастнымъ до крайности. Она была больна. Что, если она умретъ? Можно было лишиться разсудка отъ этой мысли. Ни сраженія, мы даже корсарство не занимали болѣе мальчика. Онъ забросилъ свой обручъ, свою летучую мышь. Вся отрада жизни померкла; кругомъ — одна тоска. Тетка начала безпокоиться и принялась испытывать надъ нимъ всякія леченья. Она принадлежала къ числу тѣхъ людей, которые увлекаются патентованными средствами и всѣми вновь изобрѣтаемыми способами для созданія или возстановленія здоровья, и неуклонно примѣняла ихъ къ дѣлу. Едва только появлялась какая-нибудь новинка въ этомъ родѣ, она лихорадочно стремилась провѣрить ея чудодѣйственную силу, — не на себѣ, потому что никогда не хворала, но на всякомъ, кто случался у нея подъ рукою. Она подписывалась на всевозможные «Будьте здоровы!» и френологическія ловушки, и выспреннее невѣжество, которымъ были пропитаны эти изданія, насыщало ее, какъ вдыхаемый воздухъ. Весь вздоръ, который проповѣдывался тутъ относительно вентиляціи, правилъ при укладываніи въ постель и при вставаніи съ нея, или насчетъ того, что надо ѣсть и что надо пить, сколько дѣлать движенія, какое расположеніе духа поддерживать и во что одѣваться, — все это было свято для нея, какъ Библія, и она не замѣчала, что ея журналы, посвященные «здравію», обыкновенно опровергали въ текущемъ мѣсяцѣ то, что совѣтовали въ прошедшемъ. Она была простодушна и чиста во всю свою жизнь, почему легко становилась жертвой. Собравъ свои щарлатанскія изданія и шарлатанскія средства, она мчалась съ этимъ смертоноснымъ оружіемъ на своемъ призрачномъ конѣ, выражаясь метафорически, и «въ сопровожденіи самихъ адскихъ силъ». Ей и въ голову не приходило, что она не олицетворяетъ собою ангела-цѣлителя, снисшедшаго въ образѣ человѣческомъ для врачеванія страдающихъ обывателей бальзамомъ гилейскимъ.

Въ то время было совершенно вновѣ леченіе водою, и нездоровье Тома было ей какъ разъ на руку. Она выводила его ежедневно на разсвѣтѣ въ дровяной сарайчикъ, окачивала его цѣлымъ потокомъ холодной воды, терла его полотенцами, жесткими, какъ скребница, приводила его этимъ въ себя, потомъ завертывала въ мокрую простыню и зарывала въ постель подъ множество одѣялъ, выдерживая до тѣхъ поръ, пока онъ не потѣлъ «всею душою», причемъ, какъ разсказывалъ Томъ, «душа выходила у него желтыми капельками изъ всѣхъ поръ».

Однако, несмотря на эти мѣры, мальчикъ становился все грустнѣе, блѣднѣлъ и хирѣлъ. Она приступила къ горячимъ ваннамъ, пояснымъ ваннамъ, обливанію, погруженію въ воду; мальчикъ оставался унылымъ, какъ погребальныя дроги. Тетя Полли попробовала усилить леченіе легкой овсяной діэтой и нарывнымъ пластыремъ. Она смотрѣла на Тома въ отношеніи его емкости, какъ на какой-нибудь кувшинъ, и наполняла его ежедневно своими универсальными средствами.

Онъ сталъ уже совершенно равнодушенъ къ этимъ пыткамъ съ теченіемъ времени, и такое состояніе духа приводило ее въ отчаяніе. надо было сломить это безучастіе ко всему. Именно въ эту пору она услышала въ первый разъ о «Отнынѣ нѣтъ боли». Она тотчасъ же выписала себѣ цѣлую провизію этого зелья, попробовала его и преисполнилась благодарности. Это былъ, можно сказать, огонь, только въ жидкомъ образѣ. Она тотчасъ же бросила водяное леченіе, равно какъ и всякое другое, и возложила все свое упованіе на «Отнынѣ нѣтъ боли». Заставивъ Тома выпить чайную ложечку этого лекарства, она стала ждать съ глубочайшей тревогой его дѣйствія и успокоилась разомъ; душа ея обрѣла снова миръ, потому что «безучастіе» какъ рукой сняло: мальчикъ не оказалъ бы болѣе сердечнаго, порывистаго участія къ эксперименту, если бы подъ нимъ разложили огонь.

Томъ почувствовалъ дѣйствительно необходимость очнуться. Вести подобную жизнь могло быть достаточно романтичнымъ при его сокрушенныхъ надеждахъ, но она начинала лишаться всякой мягкости и пріобрѣтала слишкомъ угрожающее разнообразіе. Онъ сталъ придумывать разные выходы изъ такого положенія и рѣшилъ, что лучше всего будетъ представиться охотникомъ до «Отнынѣ». Онъ просилъ этого снадобья такъ часто, что надоѣдалъ, и тетка его кончила тѣмъ, что велѣла ему принимать самому, а ее оставить въ покоѣ. Если бы дѣло касалось Сида, восторгъ ея былъ бы безъ всякой примѣси подозрѣнія, но Томъ заставлялъ ее наблюдать тайкомъ за стклянкой. Количество снадобья дѣйствительно уменьшалось, но она не догадывалась, что мальчикъ лечилъ имъ щель въ полу гостиной.

Однажды, когда Томъ былъ занятъ именно отмѣриваніемъ пріема для щели, въ комнату вошелъ тетинъ рыжій котъ. Мурлыкая и поглядывая жадно на ложечку, онъ точно просилъ попробовать. Томъ сказалъ ему:

— Не проси, если не хочешь въ самомъ дѣлѣ, Питеръ. Но Питеръ выразилъ, что хочетъ въ самомъ дѣлѣ.

— Подумай-ка, надо-ли тебѣ.

Питеръ зналъ, что надо.

— Если ты такъ просишь, я дамъ тебѣ, потому что я не скряга, но если тебѣ не понравится, пеняй только на себя.

Питеръ соглашался на все. Тогда Томъ открылъ ему ротъ и влилъ туда «Отнынѣ нѣтъ боли». Питеръ подпрыгнулъ на два ярда отъ пола, испустилъ воинственный вопль и сталъ метаться вокругъ комнаты, колотясь о мебель, опрокидывая цвѣточные горшки и производя общее разрушеніе. Наконецъ, поднявшись на заднія лапы, онъ сталъ плясать въ видимомъ упоеніи, закинувъ голову назадъ и выражая громогласно свое неисчерпаемое блаженство. Потомъ онъ принялся снова кидаться по комнатѣ, водворяя хаосъ и запустѣніе на своемъ пути. Тетя Полли вошла какъ разъ въ ту минуту, когда онъ, совершивъ двойное сальто-мортале, провозгласилъ громкое: «Ура!» и вылетѣлъ въ открытое окно, увлекая за собою остальные цвѣточные горшки. Старушка стояла, окаменѣвъ отъ изумленія и смотря поверхъ своихъ очковъ; Томъ валялся по-полу, задыхаясь отъ хохота.

— Томъ, что приключилось такое съ котомъ?

— Не знаю, тетя, — едва могъ выговорить мальчикъ.

— Помилуй, я его никогда такимъ не видала. Съ чего это онъ?

— Право, не понимаю, тетя. Кажется, что коты всегда поступаютъ такъ, если они довольны…

— Да?.. Именно такъ? — Въ голосѣ ея было что-то неутѣшительное для Тома.

— Да, тетя… По крайней мѣрѣ, я такъ думаю.

— Ты думаешь?

— Д… да.

Старушка нагнулась; Томъ слѣдилъ за ея движеніями съ любопытствомъ, подстрекаемымъ страхомъ. Онъ догадался слишкомъ поздно о томъ, что она «пронюхала». Обличительная ручка чайной ложки торчала изъ подъ подзора у кровати. Тетя Полли взяла ложку, подняла ее кверху. Томъ смутился и потупилъ глаза. Тетя Полли заставила его встать своимъ обычнымъ способомъ, — взявъ за ухо, — и сильно застучала по его головѣ наперсткомъ.