Лев Никольский - «Ракета» выходит на орбиту

Затем Петя встал в позу и стал декламировать с выражением стихи пионеров из Алма-Аты, которые были вложены в корзину.

Валерик взял одно яблоко, надкусил его. Он перебирал письма, положенные перед ним, рассматривал марки, ни слова не говорил. Раньше бы двадцать раз перебил меня. Ребята же всё больше и больше шумели. Но яблок пока никто не брал.

Тогда вмешался Григорий Павлович:

— Я прошу не разводить такого адского шума. Это же библиотека. Мне кажется, вы не понимаете, что произошла большая беда, говоря военным языком — ЧП, чрезвычайное происшествие.

— Да, именно ЧП, — сказал, вставая, Дима Андреев. Валерик на весь Советский Союз представлен как замечательный отличник. А ведь он стал учиться плохо. Что же теперь делать? Опровергать? Но что? Что может Валерик ответить всем этим ребятам?

Снова вмешался Григорий Павлович — он показал на письма.

— Вы теперь ещё раз убедились, какая огромная сила у слова, да ещё переданного в эфир.

— Что скажешь, Валерик? Как могла появиться такая передача, отвечай! — потребовала Анюта.

Валерик пожал плечами, не поднимая головы, которую он положил себе на руки.

— Отвечай, — настаивала Анюта.

Валерик медленно приподнялся.

— А чем виноват я? Ну, не отличник, так я и не говорил Лёне, что отличник. А в энциклопедию смотрю, это мама правду сказала. И ты, Анюта, ведь тоже говорила, что я разносторонний. А Лёня смонтировал всё вместе… — Валерик махнул рукой и снова сел. Взял было опять яблоко, но, подумав, положил обратно на стол.

— Ты подвёл школу, товарищей, неужели непонятно? — возмутилась Анюта. — Можно только поражаться твоему легкомыслию. Ведь не ребёнок, взрослый человек.

Анюта хотела ещё что-то добавить, но тут неожиданно вмешалась Дагмара. Хотя её никто не просил, она явилась на летучку.

— Я просто удивляюсь, — начала Дагмара, — как вы ставите вопрос. Почему все набрасываются на Валерика? У мальчика, конечно, могла быть лучше успеваемость. Но вы же сами сделали его незаменимым. Я-то никогда не гладила Валерика по головке, хотя справедливость требует сказать, что у него замечательные способности. Он не виноват, если репортёр с бантиком, чтобы загрести гонорар, записал на плёнку то, что ему Валерик не говорил. Надо привлечь к суровой ответственности этого репортёра. Правда, Валерик?

Валерик ничего не ответил. Он положил голову на руки и смотрел прямо перед собой — на корзину с яблоками.

Тогда заговорил Саша Кореньков.

— Если уж слово попало в эфир, его на плёнку не вернёшь. Валерка должен сказать, что про него наврано в телефонном репортаже, а что правда. Я запишу на плёнку, размножим копиями и разошлём бандеролями. Вот и всё.

— По ста шестидесяти восьми адресам?! — спросила я.

— Да разве в одном Валерике здесь дело, — заметил Дима Андреев. — А как вся школа будет выглядеть? В этом городе Светлом или в Алма-Ате, откуда эта корзина с яблоками, получат опровержение: яблоки скушали — и спасибо, а Серёгин, у нас, извините, совсем не такой.

— А что по этому поводу скажет «Ракета»? Или придётся выступить в стенной газете? — спросил редактор «Вымпела», Володя Антонов.

— Постойте, постойте, разрешите мне прокомментировать! — вскочила Наташа. — Я предлагаю так: что в репортаже неправда, пусть будет правдой!

— Непонятно! — загалдели ребята.

— А я сейчас всё объясню. По радио прозвучало, что Валерик Серёгин отличный ученик и очень здорово умеет заниматься, с выдумкой, не дожидаясь, пока учитель подтолкнёт. Так пускай Валерик станет самым что ни на есть лучшим отличником. Тогда в заметке всё будет правдой, хоть и с опозданием. Другого выхода нет, — решительно заключила Наташа и, сев на место, что-то продолжала доказывать соседкам.

— Легко сказать — отличником! — вздохнул Костя Марев.

А вот мне эта мысль понравилась. И я поддержал Наташу:

— Пусть Валерик нажимает по всем правилам. А мы его от «Ракеты» пока освободим.

Дима Андреев добавил:

— Не только от «Ракеты», но и ото всех дел. Раз такая история.

— А мы обойдёмся без Валерика? — спросил кто-то.

— Обойдёмся, — загудели ребята.

Валерик поднял голову.

— Так я вам не нужен? — тихо, но так, что все слышали, спросил он. — Совсем не нужен?

— Занимайся по-серёгински, — предложил Жора, который успел нарисовать смешную карикатуру, где изображалось, что Валерик спутал тройку с пятёркой.

— Ясно. Точка-тире! — сказал Валерик звонко, почти весело. Потом взял надкушенное яблоко и как-то боком двинулся к двери.

— Валерик, куда ты? Вернись немедленно! — потребовала Анюта.

— Вот тебе и «здравствуй, дедушка»! — нехотя пошутил Петька. На него все цыкнули. Анюта направилась было к двери, но почему-то передумала.

У всех испортилось настроение. Мы ещё немного поговорили, порассуждали, что же делать с нашим чрезвычайным происшествием. И вдруг в библиотеку ворвалась нянечка Валентина Анисимовна. Растрёпанная, испуганная, заплаканная.

— Убили, убили его! — запричитала она. — Этот гад ползучий Васька под машину толкнул. Вот тут, против школы как раз. Уже и «Скорая» приехала.

И она, плача, уронила голову на корзину с яблоками. Яблоки, подскакивая, покатились по полу.

— Кого, кого убили, тётя Валя?! — затормошили её девчонки.

Но мы уже поняли, что беда случилась с Валериком. И бросились, толкая друг друга, на улицу…

Оказывается, я всё-таки жив. Окончательно это выяснилось только через неделю. Мне «чертовски повезло», как уверяет доктор Айболит. Я не «отдал концы», как сказал бы Виктор Зыбков. Главному хирургу, Степану Ефимовичу, пришлось собирать и склеивать меня по кусочкам. Дело-то было плохо.

Все тогда набросились на Васеньку. Но, если по чистой правде, то, пожалуй, Васенька не совсем виноват. Во всяком случае, он меня не убивал. Из библиотеки я выбежал, зажав в руке злополучное яблоко, ни о чём не думая. Просто мне стало вдруг обидно, что я совсем никому не нужен: боялся расплакаться при всех.

На улице первым навстречу — Васенька. Только его в эту минуту и не хватало! Он подошёл совсем близко, притянул к себе за курточку: «Ну что, мальчик резвый, кудрявый, всё торопишься? Яблочко на морозе кушаешь? Не боишься ангельский голосок застудить? Может, прополощем горлышко?»

От него противно несло перегаром. «Ты не думай, Меньшов всё знает, — продолжал он. — Тебя из «Ракеты» вытурили? А кто тебе настоящий друг? Не веришь? Хочешь, перстень подарю? Помнишь перстень? Зубик-то тебе ещё не вставили?»