Лев Никольский - «Ракета» выходит на орбиту

Но разве только в этом дело. Я ведь взрослый, исполняющий обязанности главы семьи, как говорит папа, а вот Свету мне очень жалко. У неё каждая веснушечка дрожала. Она так расстроилась в тот день, что закапала всё сочинение слезами и размазала чернила. И получила двойку. Надо писать папе на Дальний Север, подходит суббота. Писать правду не хочется, неправду — потеряешь уважение навсегда.

Конечно, переживали все ребята. Но по-разному. Коку и Васеньку на три дня исключили из школы. Кока на вызов не явился, он, видите ли, не обязан: не комсомолец. А Васенька (терпеть не могу этого слизняка) прикинулся обиженным. «Кто ответственный за радиорубку? Кока Марев. Кому доверена аппаратура — Коке Мареву. А моя фамилия? Меньшов. Меня же избили — и я же виноват!»

В тот вечер я встретил на лестнице маму Валерика. Она остановила меня и долго расспрашивала. Почему Валерик вернулся из школы кислым? Не рассорился ли со Светой? Я молчал. Мама Валерика посмотрела и вздохнула: «Ты какой-то странный, Слава, сегодня». Я захлопнул за собой дверь. В общем, скверно.

Вечером со Светой, прежде чем писать на Дальний Север, решили погулять. На лестнице нас догнал Валерик.

— Возьмите и меня. Мама сказала: «Если со Славой, — можно. Пройдёшься — лучше поужинаешь. А то у тебя аппетит совсем пропал».

Вот у меня аппетит никогда не пропадает. Я был рад Валерику: пускай ребята поговорят, а я подумаю.

Вышли к набережной. Ветер гнал сухие кленовые листья по асфальту, перебрасывая их через чугунные перила. Листья, опустившись на воду, проплывали сквозь зыбкие полосы отражённого света фонарей. Мы остановились и стали смотреть.

— Листоход, — сказал Валерик. — Может быть, эти листья доплывут до Атлантического океана?

— Листоход, — подтвердила Света. — Весной ледоход, а осенью листоход.

— Вот и всё! — сказал Валерик. — И ты не редактор, и я не заместитель.

— И я не диктор, — добавила Света.

— Вот и всё, — сказал ещё раз Валерик. — Пойдёмте!

Конечно, надо было идти. Ветер холодный, ребята могли простудиться. Но во мне вспыхнул дух противоречия.

— Нет, — сказал я сердито. — Так мы не уйдём. Запомните, что я говорю. Я ещё пока редактор, и «Ракета» будет выходить. Даже если вы сбежите после первой неудачи. Помните, сколько раз Суворов брал приступом Измаил? И только на восьмой крепость пала. А мы после первого раза хлюпиками стали. Я обещаю, запомните: «Ракета» выйдет на орбиту!

— Так и напишем папе? — обрадовалась Света.

— Написать легко, — заметил Валерик. — А с меня хватит. Вот только как быть с Атлантическим океаном?

Прошел почти месяц со дня неудачного запуска «Ракеты». И хотя не всё ещё наладилось, в школьном эфире часто можно услышать позывные радиогазеты. Сейчас в читальном зале «редакционная летучка» — оперативное совещание. За длинным столом, где вокруг большого кактуса раскладываются свежие газеты и журналы, сидят работники радиокомитета.

Дежурный критик сделал обзор передач за неделю. Удобный для редактора случай сказать несколько тёплых слов сотрудникам, а сотрудникам задать несколько коварных вопросов редактору. Я веду стенограмму, так сказать, для истории.

Слава.План передач ясен. В понедельник подробно передаём программу на всю неделю.

Голоса.А техники?

Слава.Кока Марев и Саша Кореньков — это наш новый техник.

Голоса.Опять Кока Марев?!

Кореньков.Он единственный хорошо знает аппаратуру. Да ещё Васенька.

Голоса.И это всё?

Кореньков.Остальные ребята присматриваются.

Наташа Щагина (редактор спортивных передач) . А почему на этой летучке не говорят о дикторах? Почему здесь нет Валерика?

Света.Он получил важное приглашение.

Наташа.Вчера он опоздал на спортивную передачу. Тоже приглашение?

Голоса.И позавчера Валерик опоздал.

Слава.Если уж говорить о «почему», то почему каждый день только Валерик и Света у микрофона? Да иногда ещё Петя Файнштейн.

Петя Файнштейн.Если бы Валерик был здесь, я бы сказал ему: «Ты никого к микрофону не подпускаешь».

Дима Андреев.Вы все не о том говорите…

Слава.В твоём распоряжении минута.

Дима.Если ты не будешь перебивать меня.

Слава.Засекли.

Дима.Самое важное — «Ракету» не слушают!

Голоса.Неправда! Почему не слушают?!

Дима.По многим причинам. Разберитесь. Моя минута кончилась.

Слава (посмотрел на часы) . Все минуты кончились. Летучка закрыта. А кому что делать в течение недели — об этом каждый знает.

Читальный зал быстро пустеет. На длинном столе вокруг чудо-кактуса снова появляются журналы и газеты. И вот у меня в библиотеке почти никого нет. Правда, Света ещё наводит порядок. А Слава подошёл к моему столу. Он хочет посоветоваться? О чём?

— Видите, как плохо получилось? — говорит он. — Работаем — и впустую, оказывается. Нас не слушают. Для чего это мы организовали столько редакций?

К беседе присоединяется Света:

— В понедельник никакой редакции нет.

— Понедельник не в счёт, — отвечает Слава. — Программа передач на неделю. Вторник — спортивная передача, среда — комсомольская.

— Четверг — «Ракета» для малышей, с фанфарами. Они очень полюбили, — добавляет Света.

— А пятница — наша библиотечная? — напоминаю я. — Ты зря хандришь, Слава.

— А к чему все эти дни недели, если «Ракету» всё равно не слушают?

— Есть много средств, — подумал вслух я, — но самое сильное — слово. Но я-то сам сегодня растерял все слова. Расстроился. Вот посмотрите, — и я показал им изуродованную книгу.

— Кто это? Кто? — заволновались брат и сестра.

— Кто? Я уже спрашивал Валерика. Может, вы лучше знаете? Теперь никого в книгохранилище не пущу.

— И нас со Славой?

— Значит, и вас.

— А мы совсем недавно писали сочинение о Настоящем человеке, — вспомнил Слава.

— Знаю…

— И вы думаете…

— Оставь, Слава, я ничего не думаю. Просто огорчился.

В этот день Славу ждали новые неприятности. И опять в библиотеке. Когда он попытался пройти за стеллажи, где за моим рабочим столом верстали стенную газету, ему преградил дорогу Васенька Меньшов.

— Нельзя, — сказал он, расставляя руки, — здесь редколлегия «Вымпела».

— Нельзя? — переспросил Слава, обращаясь не к Меньшову, а, через его голову, к Володе Антонову — редактору, с которым вместе три года выпускал газету.

— Нельзя, редакционная тайна! Впрочем, полюбуйся, — и Меньшов помахал листком бумаги, на котором были нарисованы жабы.