Ирена Юргелевич - Чужой

— Где кружка? Я пить хочу, — заявила она вызывающе, всем своим видом показывая, что не намерена обращать внимание на «капризы» матери.

Та достала кружку, висевшую над печкой, и повернулась к дочери:

— Как ты выглядишь!

— А что?

— Взгляни на себя в зеркало!

Вишенка подошла к висевшему между окнами зеркальцу. Волосы взлохмачены — подумаешь! Вот царапины на щеках и на шее — это хуже. «Это когда я сквозь изгородь лезла», — вспомнила она. Как только царапины перестали болеть, Вишенка про них забыла.

— А, ерунда! — сказала она небрежно и тут же с огорчением подумала, что царапины ее не украсили, а Зенек, наверно, их заметил. — Это я по кустам лазила.

— Уже четыре часа, а ты обещала быть в два, — сказала мать.

— Я забыла!..

Это была правда. Только у самого дома Вишенка сообразила, что сильно запаздывает.

— «Забыла»! А мне из-за твоей забывчивости пришлось два часа бегать то к печке, чтоб не остыла, то на крыльцо — посмотреть, не идешь ли ты, и гадать, что с тобой могло случиться.

— А что со мной могло случиться? — беззаботно говорит Вишенка. — Ничего! Я же не виновата, что ты сразу бог знает что воображаешь.

Мать бросает на Вишенку недобрый взгляд и сухо говорит, ставя на стол тарелку с супом:

— Мой руки и садись.

— А ты уже ела?

— Нет.

— Чего ж ты себе не наливаешь?

— Мне не хочется, аппетит пропал.

Сказано, конечно, Вишенке в укор. Девочка раздражается еще сильней и хочет, чтобы мать это заметила. Она молча садится за стол и ест — пусть мама не думает, что она будет ее упрашивать. На второе — любимое Вишенкино блюдо: блинчики с творогом. Вишенка ест их с нарочито равнодушным видом. Мама решила дуться? Пожалуйста.

Мать уже убрала тарелки и дает Вишенке яблоко. Ох, яблоками Вишенка сыта по горло!

— Не хочешь?

— Спасибо, я потом.

Мать кладет яблоко обратно в буфет и садится напротив дочери. Вишенка собирается с мыслями, напрягает все свое внимание. Она знает, что ей предстоят неприятные минуты.

— Почему ты так опоздала? Тебе не кажется, что следовало бы мне это объяснить?

— Мы ходили на шоссе.

— На шоссе? Зачем?

— Просто так, гулять.

— Мы ведь договорились, что ты не будешь без разрешения ходить далеко.

— Да это вовсе не далеко.

— С кем ты ходила? — Вопрос сопровождается пристальным взглядом, от которого никуда не скроешься.

— Как всегда, — быстро отвечает Вишенка, — с Улькой, с Юлеком и Марианом.

Глядя дочери в лицо, пани Убыш медленно произносит: — Мне кажется, что ты говоришь неправду.

— С Улькой, Юлеком и Марианом! — повторяет Вишенка вызывающе, громче, чем следует.

Взгляд матери становится жестким, голос — еще более размеренным и холодным.

— Зачем ты так кричишь? Будь добра разговаривать со мной повежливее.

Но Вишенке хочется, хочется кричать — это единственная ее защита перед сознанием вины и перед взглядом матери.

Она вскочила из-за стола и, покраснев от гнева, выкрикивает, подхлестываемая собственной грубостью:

— Да чего тебе надо? Опоздала?.. Ну да, опоздала, и что с того? Незачем было ждать меня с обедом, прекрасно съела бы холодный. Подумаешь, важность! Для меня это не имеет никакого значения! Сейчас каникулы, неужели мне нельзя хоть немного пожить свободно? Я же не маленькая!

— Ты считаешь, что я предоставляю тебе мало свободы? — удивляется мать.

— Конечно, мало! — Вишенка закусила удила. — Если ты из-за какого-то несчастного опоздания устраиваешь целый скандал…

Мать встает. В таком тоне она с дочерью разговаривать не будет. У порога она, не оборачиваясь, велит Вишенке вымыть после себя посуду.

Бесконечно тянется время после обеда. Мать читает, сидя в шезлонге под каштаном, потом вяжет кофту, разговаривает с хозяйкой о том, где бы раздобыть еще дров, потом идет в соседний дом за сметаной, возвращается… Вишенку она не видит. Не спрашивает, что Вишенка собирается делать, вообще ни единым словом не показывает, что замечает ее присутствие. Вишенку это бесит. «Раз так, — решает она, — дома мне делать нечего. Возьму и пойду куда-нибудь. Уйду и нарочно опоздаю к ужину». Но куда? На остров сегодня уже никто не пойдет, а одной как-то неловко. К Уле?.. Вишенка с удивлением отдает себе отчет в том, что ей совершенно не хочется идти к подруге — на обратном пути из сада Уля ни разу с ней не заговорила. Ну, так куда же?.. Ах, все равно, хоть в чистое поле, куда глаза глядят, только бы подальше от дома!

Она выходит на дорогу и, сделав с полсотни шагов, возвращается. Что-то держит ее, точно на привязи. Это мама — мама, от которой невозможно уйти и с которой так трудно оставаться. А ведь раньше было не так. Раньше с ней было легко, весело. Раньше не было этой стены, которая начала расти между ними с того дня, как появился Зенек. А теперь эту стену так трудно пробить!

Уже стемнело, когда пани Убыш вернулась в дом. Вишенка сидела у окна, заставляя себя читать. Услышав шаги матери, она отложила книжку, потом снова ее схватила. Заговорит с ней мама или нет, и каким тоном она скажет первые слова?

Мать закрыла за собой дверь и молча стала снимать жакет.

— Мама… — прошептала Вишенка, не в силах вынести это молчание.

Мать медленно подошла к дочке, обняла ее и прижала к себе.

Вишенка вздыхает с облегчением. И тут же ее охватывает беспокойство, она чувствует, что сейчас начнется тот разговор, которого она так боится. Тут уже нельзя будет отделаться ничего не значащими фразами. Куда проще справиться с мамой, когда она держится сухо и холодно, как сегодня за обедом: можно просто нагрубить. А вот когда она ласкова…

— Девочка моя, — звучит нежный, мягкий голос матери, — как же нам плохо было эти дни, правда?

— Я знаю, я плохо себя вела, прости, — нарочно по-детски говорит Вишенка. — И прости, что опоздала.

— Ладно уж, ладно… — снисходительно улыбается мама. Потом голос ее становится серьезным: — Дело ведь даже не в том, что ты опоздала. Мне хочется поговорить с тобой откровенно.

Как хорошо, что в комнате совсем темно! Иначе мама увидела бы, что ее призыв к искренности испугал дочь.

— Последнее время твое отношение ко мне очень изменилось.

— Мое?

— Еще недавно каждый раз, когда ты возвращалась с реки или какой-нибудь прогулки, ты мне столько всего рассказывала… А последнее время — почти ничего… Почему? Ты что-то от меня скрываешь, ведь правда?

Вишенка молчит.

— Доченька… — с легким упреком говорит пани Убыш. Отклика нет. Но мать не сердится, она еще крепче обнимает дочку.

— Доченька, пойми. Ведь если я спрашиваю, так это для того, чтобы помочь тебе.

— Мне? Да ведь ничего не случилось!

Рука, обнимающая Вишенку, падает. Разговор по душам не получился. Пани Убыш встает и, засветив лампу, молча принимается готовить ужин. Вишенка удирает на крыльцо.