Вера Новицкая - Галя

— Ах, Мишель, будь добр! Мы так рассчитывали на тебя… — начала Таларова, но шурин перебил ее.

— Напрасно он рассчитывал! А скажи, пожалуйста, не будь меня, ведь обошлись бы? Да? Вот и считайте, что меня нет, что я не существую, — отрезал он.

— Знаешь, Мишель, — сразу меняя приниженный тон на приподнятый, заговорила невестка. — Даже обидно: на чужих, Бог знает на кого, деньги швыряют, а для меня, для родного племянника, говорят «нет», — упрекнула она.

— Ты, матушка, не поняла меня, — остановил ее Таларов. — Я не говорил, что не имею денег, я сказал, что их нет у меня для Виктора. Я считаю преступным проигрывать в вечер по нескольку сот рублей, которыми можно спасти от нищеты, прокормить в течение года целую семью или обучить нескольких рвущихся к свету и знанию, задавленных нищетой ребятишек, доставить отраду и утешение труженикам, хоть временно озарив их беспросветную жизнь, вызвав счастливую улыбку на их грустных лицах, — на все это деньги у меня найдутся всегда! С наслаждением отдам последнее, отдам даже в ущерб самому себе, но содействовать тому, что нахожу преступным, — извини, отказываюсь.

Для Гали же, чтобы доставить удовольствие добросовестной, честной труженице в ее безрадостном существовании, — да, на это у меня всегда будут средства, — горячо закончил Михаил Николаевич.

— Извини меня и ты, — холодно заговорила невестка. — Я молчала, но теперь тоже выскажусь. Это же неприлично: ты, мужчина, даришь платье взрослой девушке, — негодующе отчеканила она каждое слово.

— В чем же дело? Пожалуйста, я переуступлю его тебе — подари ты, женщина. Так просто! Угодно? — насмешливо предложил Таларов.

— Странные вещи говоришь, — пожала плечами Марья Петровна. — Ты видишь, что мне на своих детей не хватает, стану я еще наряжать всяких приживалок.

— В таком случае, раз не можешь или не хочешь сама, не стесняй, по крайней мере, других. Да, наконец, ведь я, собственно, не собираюсь ни в столичных, ни в провинциальных газетах публиковать о приобретении мной розовой материи для Гали. Значит, если промолчишь и ты, то и волки будут сыты, и овцы целы, — закончил он.

Между тем приближался день, назначенный для спектакля. Несмотря на то, что за исключением генеральной прошли уже все репетиции, Таларова до сих пор ни на одну из них не отпустила Галю. Женщина по-своему, мелочно и неблаговидно, мстила шурину за отказ в деньгах, а Гале — за полученное ею розовое платье.

Казалось, Марья Петровна вот-вот уже даст свое согласие на поездку девушки в город, как вдруг, в самую последнюю минуту, выдумывалось что-нибудь, якобы экстренное, неотложное, требующее непременного присутствия Гали, и Таларова налагала свое категорическое вето на ее отлучку из дому.

— Помилуй, матушка, ты нам спектакль портишь. Какой же может быть ансамбль, если одно из действующих лиц отсутствует на всех репетициях? Да и каково будет Гале играть совершенно без подготовки? — негодовал Михаил Николаевич.

— Не беспокойся, скажет свои два слова, а перепутает — ничего, пьеса от этого не потеряет, — презрительно проронила Марья Петровна.

— Знай же, матушка, предупреждаю и слово сдержу: если Гали не будет даже на генеральной репетиции, я от участия отказываюсь, так как ни всех исполнителей в целом, ни Галю в частности срамить не желаю. Так и запомни, — твердо заявил Таларов.

Угроза подействовала на невестку: в спектакле были слишком заинтересованы ее дочери; замена Михаила Николаевича и Гали другими лицами, помимо того что сама по себе явилась бы маленьким скандальчиком, была, кроме того, и немыслима, так как охотниц на всеми забракованную роль Малашки не нашлось бы.

Таким образом, замысел Таларовой не пустить Галю на генеральную репетицию и заставить ее провалиться на следующий день был предугадан и предотвращен словами Михаила Николаевича.

Первоначально решили устроить последнюю репетицию в костюмах, с гримом и публикой, но так как в предположенный день гример оказался неожиданно отозванным из города по личному важному делу, пришлось ее сделать подобной предыдущим. «В своем виде», — как выразилась Надя.

Галя твердо выучила роль, но поскольку не была ни на одной сыгровке, она не знала мест и не могла точно приноровиться к моменту выхода, вследствие чего с ее стороны вышли некоторые оплошности: то она оказалась спиной к входящему и не смогла, как полагалось, попасться ему навстречу; то поспешила с выходом, не дав Наде приблизиться к указанному в пьесе месту.

Первая же неудача выбила девушку из колеи. Она скорее вяло рапортовала, чем играла свою роль, больше занятая запоминанием выходов и распределением на сцене предметов.

— Борис Владимирович, что же это ваш пресловутый «талант» с его «великолепной» дикцией точно псалтырь над покойником читает, — язвила Леля. — И эту прелесть нам сулили в Сорванцы! О, ужас!.. Леденею при мысли о том, с каким величайшим скандалом мы провалили бы пьесу. Да она ступить по сцене не умеет! — злорадствовала Леля.

— Ольга Петровна, не забудьте, Галина Павловна играет без единой репетиции, — оправдывал девушку Ланской, в глубине души сам недоумевая, что сталось с Галей.

— Чем кумушек считать трудиться, скажи-ка мне лучше, матушка, после которой репетиции ты сама-то научилась ступать по сцене, не показывать зрителям исключительно спину и не садиться именно на то место, где полагается стоять блюду с земляникой?! — не выдержав, вмешался Таларов.

— Ах, дядя, так ведь то я, ничтожество. А она — талант, уже в двенадцать лет признанный всей губернией, — иронически заметила племянница.

Но Михаил Николаевич даже не дослушал ее фразы; он направился к показавшейся из-за кулис Гале и стал давать ей соответствующие указания.

— Галочка, смотри же, не забудь: выходи справа, а то опять со мной столкнешься, а когда «генерал» появится — беги влево, иначе на «княгиню» налетишь. Все запомнила?

— Все теперь отлично знаю и завтра, Бог даст, не осрамлю вас, как сегодня. Первый раз так трудно сообразить, пока не знаешь даже, куда голову повернуть и с которой стороны чьего выхода ждать, — говорила она.

Девушка еще долго осматривала сцену, бормоча что-то про себя, указывая пальцем то туда, то сюда, и временами утвердительно наклоняя голову. «Теперь подробно все заметила, завтра не должна, кажется, ни одного шагу ни перейти, ни не дойти», — утешила Галя саму себя и сразу повеселела.

На следующее утро участникам спектакля не спалось; все поднялись спозаранку, возбужденные, в каком-то приподнятом, праздничном настроении.

Лелино новое платье, специально предназначенное для сцены, было уже давно готово, но Галя и Надя своих не получили. Задержка эта была более чем достаточным поводом, чтобы Надя начала суетиться с восьми часов утра, опасаясь, что туалеты опоздают к вечеру. Но в одиннадцать портниха, верная своему слову, привезла Надино светло-сиреневое платье, отделанное белым кружевом, и Галино розовое, подаренное Михаилом Николаевичем.