Вильям Бюснах - Подкидыш

— Кто знает, — говорил он, — быть может, когда-нибудь я смогу подарить его мальчику победнее себя!..

Это случилось очень скоро. Однажды воскресным утром, одеваясь, чтобы отправиться за город, Жильбер увидел бледного и изнуренного мальчика, сидевшего на той же скамье, на которую когда-то в отчаянии упал и он.

С необъяснимой болью в сердце смотрел Жильбер на этого бедолагу. Ему казалось, что он видит самого себя!.. Он снял с крючка пиджачок, подошел к скамье и набросил его на плечи мальчику:

— Возьми, друг! Он принесет тебе счастье!..

— Спасибо, — сказал мальчик, думая больше о куске хлеба.

Жильбер, возвращаясь к себе, чтобы закончить свой туалет, крикнул ему веселым голосом:

— Поищи там в карманах, может быть, ты кое-что и найдешь!..

Возвращая с избытком милостыню, которую когда-то послало ему пугало, Жильбер положил в пиджак новенькую монету в десять су.

Приближалась зима: наступил ноябрь. До сих пор судьба щадила Жильбера. Он всегда был сыт, и та деятельная жизнь, которую он вел, физически и нравственно укрепила его. Переноска тяжестей и другие работы развили его мускулы. После бегства из приюта он вырос, возмужал, и никто в этом крепком мальчике с загорелым лицом не смог бы узнать шалуна, которого раньше так пугала сестра Перпетуя.

Он довольно легко зарабатывал свой насущный хлеб. Вечерами он часто выступал в народных театрах клакёром [14] Клакёр — человек, нанятый для того, чтобы шумно аплодировать пьесе или артистам и тем самым создавать впечатление успеха. , и его маленькие ладоши действовали более чем успешно. Однажды он отправился в аукционный зал и поступил туда помощником. На бегах, которые он посещал по воскресеньям, он продавал программы.

В самый неудачный день заработок Жильбера составлял не менее тридцати пяти су. Деньги эти он распределял следующим образом: двадцать су на еду (ибо растущие мальчики отличаются завидным аппетитом); десять на одежду и белье, а пять на непредвиденные расходы или на покупку лакомств.

Раньше Жильбер баловал себя яблочными пирогами, но с некоторых пор другая, более благоразумная страсть стала поглощать его «свободные» деньги — любовь к книгам. Разыскивая старые книги на лотках вдоль набережных, совсем как какой-нибудь библиофил, он перелистывал их, пробегал страницы, читал оглавление, чтобы не купить какой-нибудь ерунды, и уходил, унося с собой томик «жизнеописания замечательных детей» или «жизнеописания знаменитых художников».

Ночью, забравшись за доски своего алькова [15] Алько́в — ниша для кровати. , при свете тусклого фонарика, он с головой погружался в чтение, с жадным интересом следя за жизнью этих героев искусства и восторгаясь их упорством, силой таланта и их чудесным взлетом из тяжелого детства и бедной юности на самые вершины благосостояния.

Быть художником, великим художником, — какая это завидная доля!.. Но как добиться ее? Он чертил углем на белых стенах «своего дома» не слишком безобразные рисунки, повторяя слова Корреджо [16] Антонио Корреджо (ок. 1489–1534) — итальянский живописец. : «И я буду художником!..» И мечтал, мечтал…

Неожиданная катастрофа скоро вернула его к действительности. В один из вечеров мальчик решил доставить себе удовольствие и на пятнадцать су посмотреть спектакль — в качестве свободного зрителя, а не наемного клакёра. В этот день в театре Амбигю давали мелодраму «Сироты моста Нотр-Дам». Прочитав на афише слово «сирота», Жильбер приложил все усилия, чтобы попасть на этот спектакль…

Трогательные сцены пьесы захватили мальчика. В довершение всего, уже на выходе из театра какой-то мужчина с дамой, закутанные в дорогие меха, наградили Жильбера целым франком — за то, что он нашел их карету. Он принялся отказываться, находя плату слишком высокой, тогда дама с милой улыбкой прибавила к монете едва начатый мешочек конфет. Весело напевая, Жильбер отправился к себе.

Там-то его и ждал неприятный сюрприз. В его квартире все было перерыто; все вещи в беспорядке валялись в углу. Чья-то сердитая рука на стене, на самом видном месте, написала: «Жильца просят немедленно очистить помещение».

— Черт возьми! — невольно вырвалось у пораженного Жильбера. — Вот так штука!..

Однако он быстро сообразил, что делать. На другой же день его пожитки были перенесены в самый центр Парижа, в одну из построек в улице Кардинал, что для Жильбера было даже удобнее. К несчастью, не успел он устроиться на новом месте, как через неделю снова пришлось переезжать на другую квартиру. Городовые во время ночного обхода, осматривая постройки, задержали как бродягу одного из товарищей Жильбера и отправили его в полицейское управление вместе с ворами и убийцами.

При одной мысли, что его может постигнуть подобная же участь, Жильбер задрожал и решил побывать в ночлежном доме. Но ночь, проведенная в общей спальне, пришлась ему не по душе. Ему нужна была отдельная комната, но за нее требовали десять су в день, или пятнадцать франков в месяц!.. А с приходом зимы работа и доходы уменьшались. Не было более ни цветов, ни поездок за город, ни бегов в Булонском лесу. Зимой на долю Жильбера выпадала только работа на рынках. К счастью, Рождество и Новый год обеспечили ему приличный заработок. Мальчик даже смог заплатить хозяйке комнаты за полмесяца вперед и отложить некоторую сумму на насущные расходы.

Этот финансовый просвет придал ему бодрости, но небо тотчас заволокло тучами. Вскоре безжалостная хозяйка выгнала Жильбера из комнаты, попутно лишив некоторых вещей, удержанных за неуплату. Мальчик снова испытал муки холода и голода. Он шатался под дождем в худых башмаках и ветхой одежде, отчаянно мерз, ночуя под мостами.

Напрасно Жильбер искал работы — он ничего не находил. Как он благословлял снег, дававший ему возможность наняться на время подметать тротуары!

Сильно похудевший, с потрескавшимися от холода руками, мальчик, однако, не терял своего хорошего настроения, своего веселого, искреннего смеха. Все страдания, которые посылала ему судьба, он воспринимал как лучшую школу, необходимое испытание, из которого он выйдет более крепким, более закаленным для жизненных ударов. Он уже не упрекал себя, как в первый вечер, не говорил себе: «Какой же ты мужчина!»

И в самом деле, не достигнув еще и десяти лет, он по энергии, по силе воли, по настойчивости казался вполне взрослым мужчиной. Вспоминая ужасы своих первых дней после побега из приюта, мальчик всегда выступал в защиту пострадавших от несправедливости и злобы. Поэтому, например, ему пришлось отказаться от заработка и оставить свою метлу: он поссорился с начальником капралов, который плохо обращался с маленькой белокурой девочкой, так же, как и Жильбер, подметавшей улицы.