Алексей Леонов - Сани-самоходы

Ночью Петьке стало холодно; он шарил вокруг руками, искал одеяло, пытался прикрыться колючими ветками малины и тогда же во сне почувствовал, что вдобавок сильно хочет есть. И ему приснились огромные царские залы с накрытыми столами. Он один сидел за кушаньями, а сам царь стоял за его спиной и спрашивал:

— Петр Иванович, не изволите ли ещё чего откушать? Мы живо сготовим для вас.

— Подожди маленько, — отвечал Петька. — Некогда думать, что я хочу откушати. Похлёбкой червяка заморю, потом скажу.

— Как вам угодно, как угодно, Пётр Иваныч, — кланяясь, отвечал царь и размахивал над Петькой опахалом, нагонял прохладу, хотя и без того было холодно.

Всего наелся Петька, вылез из-за стола и сильно захотел спать. И лишь он зевнул, как тут перед ним снова оказался царь и спросил:

— Что теперь пожелают Пётр Иваныч?

— Спать хочу, — сказал Петька бесцеремонно и снова зевнул, ещё шире раскрыв рот.

— В покои извольте, в покои. — Царь поклонился в пояс и, указывая рукой на дверь в каменной стене, добавил: — Там для вас ложе сготовлено с особым одеялом.

— С каким ещё особым? — спросил строго Петька.

— А из молочных пенок, Пётр Иваныч. Извольте входить и не обессудьте. Лучшего ничего не придумали мои слуги.

Петька было засопротивлялся, но его грубо схватили сзади. Он увидел вместо царя человека в красной одежде, услыхал чей-то голос: «Палач!» — подчинился сразу и оказался на мягкой постели под одеялом из пенок.

Палач взял угол одеяла, заткнул им Петьке рот, чтобы он не бунтовал, и ушёл, громыхнув дверью.

Петька вначале провалился в глубокий сон, потом почувствовал, что стал задыхаться. Он сжал зубы и, к своему удивлению, вдруг откусил угол одеяла. Он хотел выплюнуть его, но во рту оказался такой приятный вкус, что он невольно разжевал весь угол и проглотил. Ему захотелось откусить от одеяла ещё кусок. Но показалось, что под дверью кто-то топчется. Он схватил второй угол одеяла и затолкал его в рот сам. Палач ничего не заметил.

В спальню никто не вошел. Солнце проникло в царские покои, когда Петька дожёвывал последний клок одеяла и думал, что надо таких одеял делать побольше. И выспишься под ним, и сыт будешь…

Тогда же Петька и проснулся. Он спал в сарае на своём месте. А как попал в сарай из малинника — не помнил, а спросить было не у кого, все уже ушли на работу. Петька не знал, что ночью отец разыскал сына в кустах и отнёс в постель, а мать накормила его, сонного, пенками.

Полежав, вспоминая сон, Петька почувствовал пустоту в животе, вскочил и пустился в дом. И лишь переступил порог, уловил вкусный запах: в печке томилось молоко.

«Пенки, — подумал Петька и загремел поспешно заслонкой. — Одеяло во сне было из пенок, вкусное. Попробую, какие они есть на самом деле».

С тех пор Петька удивляется, почему он когда-то не любил пенки. «Всё оттого, наверно, — решил он, — что маленький был, непонятливый». Теперь он готов принимать по горшку пенок хоть каждый день, а не только по праздникам.

Дед Пальчик был самым низеньким человечком в Маленке и самым знаменитым. Он всю жизнь сторожил трактора и машины. Ни одной пропажи при нём никогда не случалось. За это его хвалили всегда на колхозных собраниях, а однажды дали почётную грамоту и сфотографировали в газету. На собраниях ему ставили самый высокий стул, и сидел дед Пальчик всегда чуть-чуть выше других, чтобы всё ему было видно. А когда он собирался что-нибудь сказать и порывался встать со своего сиденья, его останавливали, говорили: пусть высказывается сидя, его и так будут слушать внимательно, потому что он уважаемый человек в деревне.

Петька часто ходил к деду Пальчику слушать его рассказы про старину-матушку, про злой и добрый люд. А подружился Петька с ним тогда, когда был ещё маленьким, не умел читать, но был очень любопытен и мог по деревне расхаживать самостоятельно, потому что знал, куда можно соваться, а куда нельзя.

Знаменит дед Пальчик был не только тем, что сторожил трактора и машины. Делал он из различных древес шкатулочки точёные, свистульки многоголосые, трещоточки ступенчатые, птушек-поклевушек, певунов-драчунов, проказников-древолазников, коз с козлятками, бабушек с малыми ребятками, царей-королей и Иванушку-дурачка. И всё, что ни делал дед, — всё людям хорошим отдавал.

Инструментов особых у него не было. Ножичек кривой да долотцо с корытцем и брусочек. И какую ни возьмёт дед Пальчик палочку или чурбашечку — оглядит её так и этак, повертит, покрутит и начнёт точить-резать. Глядишь — драчливый петушок из чурбашечки выходит. Смотришь на такое чудо — рот от удивления раскрывается. А дед Пальчик только улыбается и сам дивится: он ли это выточил, как смог?

И Петька однажды попросил деда:

— Дедушка Пальчик, научи и меня строгать!

— Научить, милок, нетрудно. Да только в этом деле сноровка нужна.

— А где её берут? — спросил Петька. — И какая она?

— А она такая, что никакая. И там её берут, где лыко дерут!

Петька почесал за ухом, сказал:

— Я умею лыко драть! Весной ракитки обдирал и из коры рожок делал!

— Настоящее лыко в липовом лесу дерут, — сказал дед Пальчик. — Оно на верёвки, на лапти идёт, а дерево — на порезки разные.

— А зачем лапти делают? — поинтересовался Петька.

— Лапти плетут, — поправил дед Пальчик. — Раньше их плели, чтобы носить, а теперь на музей посылают да на театр.

— Дедушка, а мне можно научиться лапти плести?

— Это всегда пожалуйста! — обрадовался дед Пальчик. — У меня и лыко припасено, и свайка найдётся. Дело только за учениками!

Петька помчался к другу Ваське. Васька был дома, делал себе рогатку.

— Васька, бросай всё, побежали! — крикнул Петька.

Васька положил рогатульку, нож и спросил:

— Куда бежать-то?

— Потом скажу. Дело есть! Мишку тоже возьмём… и Витьку… и Комариков…

Петька привёл ребят на стоянку машин, сказал деду Пальчику:

— Вот, дедушка, привёл всех. Учи нас.

Дед Пальчик успел сходить домой, пока Петька бегал за друзьями, принёс свайки, лыко. Оно баранками плавало в ведре с водой, мокло.

— Петь, что будет? — зашептал Васька. — Ты обещал сказать.

— Учиться будем!

Дед Пальчик осмотрел ребят, словно впервые встретил их, никогда не отпугивал от машин, не кричал, чтобы они сторонились этого места, и велел сесть. Ребята сели, но радостный был один Петька, а все вдруг заскучали.