Анастасия Перфильева - Во что бы то ни стало

— Какое это имеет значение? Алешу крестили, когда он был в зачаточном состоянии. Религия — это же опиум для народа, вы понимаете, Дарья Кузьминишна?

— Нет, не понимаю. — Кузьминишна подперла ладонью подбородок.

— Ну, дурман. Его напустили разные попы и священники, чтобы лучше обманывать темные массы и выжимать из них соки.

— Соки? Я, Динушка, насчет попов с тобой спорить не буду, сама их недолюбливаю. Что греха таить, есть такие — последнюю рубаху сымут, покойника отпевая или ребеночка когда крестят.

— Ага, видите! — обрадовалась Дина.

— Да с одними попами не лиха беда управиться. А вот зачем трудящих людей от веры отучают? Вера, она же всему подмога! И в горе, и в радости, и в работе, и в отдыхе. Она — как песня…

— Уж это вы, бабушка, загнули. — Дина иногда называла ее Дарья Кузьминишна, иногда, по детской привычке, бабушка. — Какая там вера подмога?

— Э, нет, не скажи. Если человек в добро и зло верит, от этого польза для жизни большая.

— От религии один вред и обман, — твердо повторила Дина. — А человек должен быть сам себе хозяин.

— Это-то верно, — согласилась Кузьминишна. — На бога надейся, а сам не плошай. Только я, Динушка, в толк не возьму: какой же вред будет, ежли, скажем, в правду верить? В добро?

Дина помолчала, потом важно ответила:

— Вред такой, что и добро разное бывает. Для одного оно добро, а для другого — зло. В общем, я вам, бабушка, советую: у нас в Страстном монастыре недавно открылся антирелигиозный музей. Вы туда сходите и проконсультируйтесь.

— Чего, чего? Я и слова-то такого не слыхивала!.. — испугалась старушка.

— Ну, попросите, чтобы вам дали исчерпывающий ответ по вопросу о борьбе с религиозными предрассудками. Видите ли, Дарья Кузьминишна, материалистическое учение, например, считает и наука это доказывает, что человек произошел от обезьяны, — не очень-то к месту сообщила Дина. — Религия же утверждает, забивая подобной ерундой головы, будто мужчина создан богом, а женщина — из его ребра.

— Мало ли что она еще там утверждает! Мужик, мол, от бога, а баба из ребра?.. Дудки это! Слыхали.

— Конечно, дудки, — заключила Дина, даже вспотевшая от такого длительного напряжения. — И вообще чепуха.

На последнее Кузьминишна не ответила, а ловко перевела разговор снова на Лешеньку с Васей и, конечно же, на Лену.

Привезенное Диной известие о Стахееве сильно поразило ее. Не ошиблась ли она, советуя отдать Лену нашедшимся родственникам? Не дала ли рюху, убоявшись неведомой заводской жизни, польстившись на обещанные «приличный дом» и «семью»?

Лена не прибегала к Кузьминишне с Марьей Антоновной потому, что тетка день за днем находила предлоги не отпускать ее никуда по вечерам. Больше того, потребовала честного слова: Лена нигде и никому не обмолвится, что Николая Николаевича, как она выразилась, временно отстранили от службы. Никому. Даже Всеволоду Рогожину. А ему Лена и не могла бы сказать — уехал куда-то в командировку, не видела его уже больше недели! Но думала о нем часто.

Самого Николая Николаевича теперь почти не бывало дома. Исчезал иногда на целые сутки, возвращался к ночи, весь взъерошенный, злобный, потом сидел, запершись в кабинете, и что-то строчил. Уныло и томительно стало у Стахеевых.

Марья Антоновна пришла к ним нежданно-негаданно. Николай Николаевич отсутствовал, Ольга Веньяминовна раскладывала у себя в спальне пасьянс. Дверь открыла Лена.

— Ой, это вы? Вы! — сказала испуганно-радостно. — Здравствуйте!

— Здравствуй. Вот, пришла проведать, как ты тут. — Марья Антоновна внимательно и ласково смотрела на девочку.

— Пойдемте! Пойдемте! — Лена помогла ей раздеться, тянула в свою комнату.

Но на пороге появилась тетка, представительная, спокойная, как бывало, с радушной непроницаемой улыбкой:

— Пожалуйста, всегда рады, прошу в столовую.

Они прошли, сели за стол. Лена заметила сразу — обе исподволь изучают друг друга. Тетка была чрезвычайно любезна, Марья Антоновна сдержанна, спокойна. Лена не видела ее давно. Со смешанным чувством радости и смущения разглядывала все: знакомую гладкую прическу, насмешливые, в знакомых морщинках глаза, блузку с галстуком… Ольга Веньяминовна живо говорила что-то о погоде, рыночных ценах. Найле внесла самовар.

— А, вот ты какая… — улыбнулась ей Марья Антоновна. — Много слышала о тебе!

Найле заалела, опустив темные ресницы, шепнула: «Спасибо!» — исчезла. Ольга Веньяминовна сделала вид, что ничего не заметила, только бровью дернула.

— А тебя, Лена, говорят, уже перевели из учениц? — Марья Антоновна, видно, хотела втянуть в разговор и ее, но Ольга Веньяминовна ответила быстро:

— Как же, Леночка делает такие успехи! Муж при всей занятости находит время привить ей интерес к технике.

— Ну, раньше-то она никогда не увлекалась ею! — добродушно засмеялась Марья Антоновна. — Кем же Лена станет, если будет работать хорошо?

— Ах, право, для меня техника та же китайская грамота! — Тетка очаровательно улыбнулась. — Абсолютно ничего в этом не смыслю.

— Могу стать чертежницей, после конструктором, — громко сказала Лена. — Сейчас копировщица.

— Значит, вы довольны своей питомицей? — Марья Антоновна прямо смотрела на Ольгу Веньяминовну. — Не жалуетесь на нее?

— Что вы, что вы. И это взаимно, не правда ли, Леночка? А в наше время люди, к сожалению, редко понимают друг друга… — Она непритворно вздохнула.

— Да, это так.

— Леночка ни в чем не нуждается. У нее отличный гардероб… — Тетка озабоченно встала. — Можете сами убедится.

— Что вы, зачем! — Марья Антоновна жестом удержала ее. — И не удивляйтесь, пожалуйста, что я всем интересуюсь. Мы же растили Лену… — Странная грусть была в ее голосе.

— Еще бы, прекрасно понимаю вас!

Между ними и правда было как будто взаимопонимание. Но Лена чувствовала — это не так, не так. И наверное, потому упорно молчала.

— У тебя появились новые друзья? Кто же? — спросила Марья Антоновна.

— Мы познакомили Лену с одним вполне достойным юношей, — опять поспешно ответила за нее тетка. — Он из очень хорошей семьи, с будущим.

— Вот как? Что ж, это неплохо.

— Вы понимаете, в ее годы дурное влияние…

— Да, конечно. Лена много читает?

— Разумеется. И театр, концерты… Впрочем, она стала последнее время домоседкой… — Ольга Веньяминовна смешалась, но тут же оправилась. — Прошу вас, чашку чая! Попробуйте домашнего варенья.

От чая Марья Антоновна не отказалась, но извинилась, что уйдет сразу же после него — урок на рабфаке. Лену так взволновал ее приход, она и чай-то пить не могла.

Тетка так и не дала им поговорить наедине. И только в передней, вернее, на лестнице Марья Антоновна, вдруг притянув к себе Лену, спросила: