Андрей Упит - Пареньки села Замшелого

— Ну вот, теперь приплел про чумные времена! — вскричал Андр. — Да ведь чума-то была далеко от наших краев, она до самой Риги дошла и в другую сторону до Дюнабурга, мне отец рассказывал. Выходит, все они тащились оттуда воду пить из Круглого озера?

Но Букстынь и бровью не повел, словно это какая-то пичуга на ветке прочирикала. С грозным видом он ждал, пока Андр умолкнет.

— Худая молва идет о Круглом озере. Сказывают, будто в нем живет длиннющая змея; свилась кольцом по всему дну и лежит, а хвост зубами закусила.

— А может, это она какого-нибудь портняжку гложет? — снова не утерпел Андр.

Но тут даже Ешка на него глянул с укором.

— И та змея все время шипит, — продолжал Букстынь, — по сей день, говорят, слыхать. А еще там есть зеленая лягушка, громадная, с эти дровни вместе с поклажей. И когда она квакает, под глазами у нее вспухают мешки с надутый свиной пузырь. До того громко она квакает, что у людей в ушах перепонки лопаются.

Тут уж и Ешка, усомнившись, покачал головой:

— Ну, это уж ты, брат, сам выдумал!

А Рагихин Андр как ошпаренный заскакал на одной ножке, из растянутого до ушей рта его вырывался не хохот, а оглушительный рев, даже кобыла высунула морду из торбы и насторожилась.

— Лягушка с эти дровни! Свиные пузыри под глазами! А ну, Ешка, едем туда!.. Пускай нам покажет! Пускай надуется да поквакает. Я не боюсь, у меня уши под шапкой спрятаны.

Букстынь и тут выждал, покуда пареньки успокоятся. Пускай дурни скалят зубы, уж он-то свое знает.

— И водится в том озере всякая нечисть, про то можно рассказывать два дня подряд и еще целую ночь — и то всего не расскажешь. Звери не ходят туда на водопой, птицы облетают за версту. А как-то зимой заблудился в этих краях один путник, тоже, как и я, портной. Ночь, метель, ни зги не видать. Идет он, идет, сам не знает куда. Идет час, идет другой, упарился, спина взмокла, а под ногами все лед да лед, как стекло, и ни одна снежинка на нем не держится. Руки озябли, уши жжет, хоть и платком были повязаны, вроде как у меня. И вдруг — тр-р-р-ах! Лед подломился, и бедняга — бух в воду! А глубины всего-то по колено. Вот-вот вылезет, да ноги никак ему не вытащить; лег он на брюхо, силится выползти — не тут-то было! Лед подламывается, рукавицы мокнут… Так до зари и промучился — ладно, проезжие вытащили. И вроде бы жив-здоров, а как воротился домой, тут же слег. И поднялся через шесть недель, уже на человека не похож: изжелта-серый, руки что щепки, ребра торчат. Привязалась к нему чахотка. Так он чах, чах пока не помер.

Больше Букстыню добавить было нечего. Он с важным видом уселся на дровни и не раскрывал рта до самого вечера — так подействовала на портного его же сказка. И только когда Ешка убрал мешок с сеном и взнуздал кобылу, рыжеватая бороденка Букстыня повернулась к вознице:

— Поезжай-ка ты лучше не через озеро, а в объезд.

Андр прижался спиной к Ешкиной спине — так обоим теплее — и все никак не мог утихомириться.

— Про портного еще туда-сюда, — рассуждал он вслух, — и простыл он, надо быть, оттого, что перед тем чересчур разогрелся в Ведьминой корчме. Но про лягушку, про лягушку!.. С наши дровни!..

Андр никак не мог совладать с собой, и еще долго, до самого вечера, Ешка чувствовал, как вдруг ни с того ни с сего спина друга начинала трястись, и тогда сам возница тихонько, но от всей души смеялся.

Вдруг Ешка в раздумье натянул вожжи. Куда же теперь ехать? Ведь дальше за тремя ясенями он дороги не знает. Ну, да ничего, кобылка вывезет, и возница дернул вожжи, прищелкнул языком, и снова по насту заскрипели, запрыгали дровни.

А погода и в самом деле переменилась. Сперва зашумел лес, закачались вершины деревьев, то с тихим, то с громким стуком с них сваливались обледеневшие комья снега, частенько попадали в дровни, всякий раз пугая Букстыня чуть ли не до смерти, так что он подскакивал и громко вскрикивал. Потом небо затянулось белесой дымкой, и стало темнеть, темнеть, пока совсем не исчезло солнце, а вместе с ним и возможность отыскать дорогу. Куда же теперь сворачивать? Кругом лес, по ветру же не определишь — то он дует в лицо, то в бок, а то вдруг в спину. Букстынь, ежась от холода, сердито ворчал. Ветер кружил позёмку, а это было дурным признаком: быть бурану.

Часа через два буран начался. Сначала с неба посыпалась крупа, такая мелкая, что только нос да глаза ее чувствовали, но вот мало-помалу снег повалил все гуще и гуще. Кругом со скрипом и треском качались деревья, в воздухе клубились белые вихри, и уже непонятно было, откуда они — с неба или с деревьев. Глаза слепило, да и без пользы их раскрывать: все равно ничего не разглядишь. И вдруг раздался оглушительный треск: где-то совсем рядом обломилась верхушка ели, на ездоков обрушилась целая гора снега. Кобыла рванулась вбок, чуть не вывалила всех троих в снег и остановилась, увязнув в сугробе почти по самое брюхо.

Перепуганный Букстынь соскочил с дровней, тут же провалился в снег и едва вскарабкался обратно на свой мешок.

— Да ты, Ешка, спятил! — в ярости заорал он во всю глотку: иначе при этаком шуме и гуле ничего нельзя было услыхать. — Что ты правишь как раз туда, где ель валится? Теперь гляди в оба! Коли меня зашибет, в Сибирь попадешь!

— Не бойся, он тебя убережет для лягушки-великанши, — сказал Андр и так зловеще захохотал, что у Букстыня душа ушла в пятки.

Ох, и отчаянный же сынок у этой Рагихи! Лес, бездорожье, вьюга — всё ему нипочем.

— А ну придержите языки! — грозно одернул их Ешка, но окрик его сквозь поднятый ворот полушубка прозвучал едва слышно. — Держитесь за дровни, а то вылетите в сугроб.

— «Держитесь»! — чуть не плача, передразнил его Букстынь. — Как тут удержишься, коли руки окоченели, а сани подбрасывает, как на Балканских горах! Да ты, дурень, знаешь, куда правишь? Еще угодим прямо в Круглое озеро, а это все равно, что к чертям в пекло.

Ешка замахнулся кнутом, но не ударил, а только пригрозил:

— Не учи ученого! Пощупай-ка лучше нос — не отмерз? Коли отмерз — три снегом.

Ешка храбрился, а у самого на душе кошки скребли. Как тут отыскать дорогу, коли ни зги не видать, вокруг качаются деревья, трещат сучья да клубится снежный вихрь, а шум и гул такие, что свой голос чуть слыхать. Он ослабил вожжи и дал кобыле волю. Возница видел, что она и так все время бредет наугад, отыскивает, где пониже сугробы да пошире просветы между стволами, отфыркивается и прядает ушами, верно пуще всего пугаясь ломающихся деревьев.

И вдруг Ешка стал с удивлением замечать, что он больше не видит, прядает лошадь ушами или нет. Запорошенная снегом, она была едва заметна среди сугробов и заснеженных елей. Парень протер слипающиеся глаза, но это ничуть не помогло — все вокруг сливалось, стало каким-то странным, жутким. И вдруг он понял, что уже смеркается, близится ночь. У паренька по спине пробежали ледяные мурашки, хоть ее и здорово согревала крепко прижатая спина Андра. Ночью, в метель, как-то они выберутся на дорогу?