Андрей Упит - Пареньки села Замшелого

Почему-то все они встретили этих простодушных кумушек куда лучше, чем богатых хозяек.

Андру это представление уже порядком наскучило, да и ноги стыли — недаром Медведь порою, никак уж не по-медвежьи, постукивал друг о дружку задними лапами.

Поводырь посильнее дернул за вожжи и крикнул:

— Ну, Вирпулиха, что у тебя? Чего надобно? Поскорей выкладывай, кончать пора.

Вирпулиха, посмеиваясь, как-то недоверчиво оглядывала лохматого хозяина лесов:

— Мне-то? Да, коль правду сказать, ничего. Цевки парнишки наматывают, хворост привозят — чего же еще надобно? Я просто так, охота взглянуть, что ж это за Медведь, который счастье приносит. Стало быть, вот он какой!

— Он и не такой бывает! — отрезал Андр. — Нечего так глаза пялить — намозолишь. А все ж Медведь говорит, что ты молодчина.

— Неужто так и сказал? Стало быть, смекалистый Медведь. — Едва сдерживаясь, будто вот-вот прыснет со смеху, она отошла в сторонку, уступив место пряхе.

— Ну, чего тебе? — нетерпеливо воскликнул Андр, притопывая по насту. — Ежели нужда какая, выкладывай, да поживее!

Пряха тут же завела:

— У прялки колесо заедает, пряслице выскакивает, нитка со шпульки сбивается, и всё узлами, узлами…

Все это она выпалила единым духом, будто молитву прочитала. Медведь в ответ на это что-то тихонько проворчал.

Андр тут же пересказал:

— Оттого, что больно толсто прядешь. Потоньше надобно.

— Когда же это мне тонко прясть? — заспорила пряха. — Мне по пять шпулей в день напрясть, а то не прокормишься. — И тут уж она прямо-таки заверещала: — Мне ж еще пятак матушке Букис отдавать за сожженную кудель!

— Медведь говорит: «Пускай матушка Букис простит долг», — вмешался Букстынь как опытный толмач.

Тут, откуда ни возьмись, подскочила старостиха:

— Неужто мало я тебе простила? Пятачок за целый ворох, да разве ж это дорого? Да еще за то следует, что она без малого чуть все село не спалила.

Тут Медведь так страшно заревел, что старостиха мигом закрыла рот.

— Мишенька, Мишенька! — постарался задобрить Андр рассвирепевшего зверя и тут же снова обратился к старостихе: — Ну как, простишь или нет?

— Прощу, прощу! — пообещала старостиха, прячась за спиной Вирпулихи. — Все мы, верно, ума решились, когда велели этакого зверюгу привезти. Только и жди, что живьем проглотит.

— Вместе с сапогами! — со смехом добавил Букстынь.

Тут и Ципслиха высунула голову из двери своей избушки:

— Кто тут? Кто такой крик подымает?

— Я! — Букстынь ударил себя в грудь.

— Мы! — вторил ему Андр.

Вдова, оборотясь, крикнула в избу дочке:

— Лежи, дитятко. Тебя еще в сон клонит, и на дворе мороз сильный — голой рукой глаза не протрешь.

Медведь так грозно заревел, что она мигом обернулась, как шпулька в прялке.

— Тьфу ты, до чего напугал! Так вот он каков, Медведь! Вроде он самый, а вроде и нет… На лапах точь-в-точь Ешкины лапти! Андр, это кто ж такой?

— Тот, кому надобно быть! — ответил Андр, а Букстынь загородил собой Медведя. — Думаешь, и нынче медведям разутым ходить, как в старые времена? Почитай-ка в книжках.

— Отстань ты от меня со своими книжками! — Вдова только теперь заметила портного, который стоял, гордо выпятив грудь. Тотчас она обратилась к нему: — Наконец-то ты, Букстынь, дома!

— Так и есть, любезная теща, дома.

— Где же ты так долго пропадал? — допытывалась Ципслиха. — Доченька все глаза проглядела, от окошка не оторвать.

Портной и ответить не успел, как на пороге появилась Ципслиня, протирая кулачками глаза и зевая во весь рот.

— Мам, мам, куда ты мой передник девала?.. Ой, да, никак, это Букстынь? Бу-укстынь, разбойник ты этакий!

Она быстро кинулась к жениху, но тут ей путь преградил Медведь, поднявший грозный рев. Невеста Букстыня отскочила.

— И-и! — взвизгнула она. — Матушка! Он злющий! Он кусается!

— Иной раз и не кусается, — сказал Андр и, изо всех сил упершись ногами, натянул вожжи. — А иной раз и живьем проглотит.

— Ой! Ай! — пищала Ципслиня. — Букстынь, отчего же ты ко мне не идешь?

— Я бы рад, да он не пускает.

— Почему не пускает? Ведь ты мой жених. Чего это он там ворчит?

— Так-то оно так, — ответил Андр. — Да он говорит, чтобы Ципслиня сперва выучилась чулки штопать.

— Верно сказано! — обрадовался и жених. — Пускай выучится.

— Но как я выучусь, ведь иголка пальцы колет! — пищала Ципслиня.

— «Пускай днем штопает, когда солнышко в окно светит и все видать», — объявил Андр приказ Медведя. — И еще говорит: «Пускай сперва свяжет пару варежек».

— Да как же мне вязать, коли у нас с матерью всего-то пять спиц!

— Медведь велит, чтобы вязала вечером, когда мать уже устанет и ляжет спать. А еще говорит: «Пускай Ципслиня у Букстыня ремеслу учится, иначе свадьбе не бывать!»

Невеста стояла, широко разинув рот, и моргала глазами, как курица, перед которой внезапно зажгли фонарь.

— Мам, а что ж это за такое ремесло?

Теперь Букстынь взял на себя роль толмача:

— Я буду кроить, а ты шить.

— Да как же я все село обошью?

— Ну, тогда я буду шить, а ты утюжить.

— Больно утюг тяжелый — надорвусь.

— Ну, тогда я буду утюжить, а ты водой прыскать.

— Так ведь вода мокрая, у меня губы потрескаются.

— У матушки твоей есть корова. Возьмем сметанки, вот и станем губы мазать, пока не заживут.

Вдова все время прислушивалась к их разговору, а потом подошла, подхватила невесту и подвела ее поближе к жениху.

— Так это же и вовсе разумный Медведь! — радостно воскликнула вдова. — И привез такого мой Ешка! А где же он сам?

— Скоро явится, — заверил Андр, прижимая ухо к медвежьей морде. Паренек крепко упирался ногами, но все же Медведь тащил его за сараюшку. Андр еще успел выглянуть из-за угла и крикнуть: — Близко не подходить! Медведь гневается. Как хватит — и косточек не оставит!

Двор вдовы Ципслихи был набит битком: стар и мал, взрослые и дети, голова к голове, — сбежалось все село. Перепуганные вороны, громко каркая, умчались в лес. Заявилась было какая-то сорока, но, облетев невиданное скопище, немедля повернула, длинным своим хвостом описав в воздухе дугу, что-то сердито крикнула и опустилась на дуб поглядеть, что тут такое творится. Замшельцы в безмолвии взирали на угол сараюшки, за которым скрылся Андр с разъяренным Медведем. Вскоре паренек вернулся один, грозного зверя с ним уже не было.

— Ушел, — объявил он всему люду. — Я его в лес пустил, у него там свое жилье. Больше тут он не пожелал оставаться.

— А мне-то и не показал! — попеняла сыну только что подоспевшая Рагиха.

— Не беда, ужо я тебе расскажу, что за умный зверь у нас побывал.

— Так я же тогда только услышу, а посмотреть не посмотрю.

— Да тут и смотреть было нечего, — сказал Андр. — А теперь тише! Ешка будет речь держать!