Патрисия Сент-Джон - Трое отправляются на поиски

Он увидел бухту. Потом машина начала подниматься по склону утеса. Вскоре можно было разглядеть оранжевый свет в окнах больницы, на крыльце которой под фонарем стояли мама, Джоана и Ералаш. Отец остановил машину напротив них, и Давид бросился к двери, случайно задев отца Ваффи локтем, кубарем выкатился из машины и упал в объятия теплых материнских рук. Джоана от радости нетерпеливо тыкалась носом в его штаны, а Ералаш без умолку лаял, лаял и лаял. Давид был дома!

Теплый душ и глубокий сон взбодрили Давида; не было никаких причин не идти в школу; но мальчик словно преодолевал какой-то внутренний барьер: ему было трудно продолжать жить так, как будто ничего не случилось. Ночное приключение, самое яркое за всю его жизнь, наложило отпечаток на поведение Давида — он то чувствовал раздражение, то ему беспричинно хотелось плакать. Дошло до того, что он начал дразнить Джоану, пока малышка тоже не принималась реветь, а школьный учитель стал обращать внимание на то, что Давид особенно рассеян на уроках. К вечеру пятницы мальчик уже просто впал в депрессию. Он не знал, куда пойти, вышел в сад и наткнулся на Ваффи.

— Привет, — поздоровался Ваффи. — Пойдем на пляж, а? Теперь там все спокойно.

— Ничего не выйдет, — сердито буркнул в ответ Давид. — Больше мне нельзя ходить туда без папы.

— Какая жалость, — разочарованно сказал Ваффи. — Тогда пойдем в сад. Давай постреляем там из твоего лука.

Ваффи, как всегда, ни за что не хотел проигрывать и всякий раз старался ухватить лучшую стрелу, чтобы удобнее было стрелять, но и Давиду сегодня не хотелось чувствовать себя побежденным.

— Ты жульничаешь, — с упреком сказал он Ваффи. — Ты всегда берешь самую прямую стрелу. Дай ее мне, и тогда посмотрим, кто выиграет.

— Да не жульничаю я вовсе, — запротестовал Ваффи. — Стрелы все одинаковые.

— Нет, жульничаешь! Они разные! — вскричал Давид, теряя терпение и пытаясь вырвать игрушку из рук Ваффи. Ваффи вцепился в лук, и Давид потянул сильнее. Произошло то, что и должно было произойти: раздался хруст и любимое оружие переломилось пополам.

— Ты! Ты! — закричал Давид, задыхаясь от злости. — Ты сломал мой самый лучший лук. Ты всегда ломаешь мои вещи. Я больше никогда не будут с тобой играть!

— Это я никогда больше не стану играть с тобой! — холодно сказал Ваффи, швыряя свой обломок игрушки в заросли бамбука и отворачиваясь от друга с выражением презрения на лице. — Не стоит связываться с тобой и ни с кем другим из христиан! Все вы жадные и сердитые. Ничем не лучше остальных людей.

И Ваффи пошел прочь — медленно, в глубине души надеясь, что Давид побежит за ним, но Давид отвернулся, чтобы Ваффи не увидел его мокрых глаз. Он стоял у ограды и смотрел на море, сглатывая слезы. Рухнули все его надежды! Его молитвы были пустой тратой времени! Он так страстно просил Бога, чтобы Ваффи тоже стал христианином! И что же? Все его старания пошли прахом! Ваффи уже никогда не поверит, что христиане лучше, чем все, и даже сам Давид начал сомневаться в этом.

Мальчик взглянул на сломанный лук, который он с таким трудом и старанием мастерил две недели. «В конце концов, — думал Давид, — все луки рано или поздно ломаются, и каждый раз приходится делать новый». Стоило ли затевать из-за этого драку? Он обвел взглядом горизонт: серо-голубое небо над морем порозовело. По вечерам Давид часто приходил на свое тайное место под куст мимозы, чтобы посмотреть на небо, которое всегда радовало взор, особенно — на закате, даже в те минуты, когда на душе скребли кошки, и он бывал зол на весь белый свет. Все, что есть хорошего в этом мире, никогда не ломается, не меняется и не портится — подобно морю или закату, или звездам и светилам Божьим. Близок час, когда взойдет луна и на море появится серебристая дорожка, точно такая же, какую он видел тогда, в море, когда он был сильно напуган и ощущал рядом с собой незримое присутствие Иисуса. А если Иисус всегда остается неизменным, значит, Он будет рядом с Давидом всякий раз, когда ему будет нужна Его помощь; может быть, Он придет прямо сейчас, потому что именно в эту минуту Давид раскаивался в своем поступке и очень хотел снова стать добрым мальчиком. Давиду было ясно, что он-то как раз меняется, но, возможно, в лучшую сторону. Эта мысль утешила мальчика, как будто бы он, унесенный в море и не чаявший увидеть земли, снова нащупал под ногами твердую почву.

— Мне очень жаль, что я так поступил с Ваффи, — тихо прошептал он, словно обращаясь к незримому собеседнику. Поразительная красота вечера отвлекла его от мрачных мыслей. Маленькая чайка поднялась над морем, взмахивая белыми крыльями, и устремилась навстречу закату. Розовая, похожая на барашка тучка неторопливо плыла над дальним мысом, огибая башню маяка. Давид увидел звезду, которая всегда появлялась на небе одной из первых, она ярко светила на своем обычном месте. Все было в порядке, за исключением сломанного лука, но теперь Давид о нем почти забыл. Все-таки его молитвы о Ваффи, возможно, не будут напрасными, если он попросит у него прощения.

Он еще не совсем был готов извиняться перед товарищем. Ведь они оба были виноваты в случившемся. Давид в глубине души радовался тому, что, скорее всего, ему не придется просить прощения прямо сейчас: должно быть, Ваффи ушел домой и сегодня они не увидятся, а завтра — будь что будет.

Но Ваффи никуда не ушел. Он точно так же хотел попросить прощения, но не решался; а на завтра вместо выяснения отношений уже планировал одну вылазку вместе с Давидом, но, вероятно, из-за своей гордости ему придется идти одному… Ведь не могут же друзья играть молча! Заметив, что Давид не уходит и все еще стоит возле мимозы, он решил положиться на судьбу. Ваффи знал, что, когда Давид вот так стоял под деревом и смотрел на море, ему приходили добрые мысли. И вот Давид появился из-за угла дома и увидел Ваффи — тот понурившись сидел на крыльце.

Мальчики некоторое время внимательно смотрели друг на друга. Ваффи подвинулся, уступая Давиду место рядом с собой. После секундного колебания Давид решил принять безмолвное приглашение и сел на ступеньку рядышком с Ваффи. Если придвинуться друг к другу поближе, то вполне можно разместиться на этой узкой ступеньке вдвоем.

— Прости меня, — сказал Давид.

— И ты меня прости, — эхом отозвался Ваффи.

— Приходи завтра в сад, — предложил Давид.

— Я сделаю тебе новый лук, — пообещал Ваффи.

— А я дам тебе самую прямую стрелу, — любезностью на любезность ответил Давид.

Они еще посидели и помолчали, и каждый из них думал о том, как это здорово — снова быть друзьями. Сумерки становились гуще, и на небе одна за другой начали вспыхивать звездочки. Потом мама позвала Давида ужинать, а Ваффи повернулся и во второй раз за этот вечер направился к своему дому.