Патрисия Сент-Джон - Трое отправляются на поиски

Лейла забыла, что целый день ничего не ела, кроме одной маленькой репки, которой ее угостил сосед во время поездки, но голод заглушала жажда чего-то большего, чем просто пища. Как хотелось ей побольше узнать о Боге и Его Пристанище! Еще сильнее хотелось знать, чего Бог хочет от нее. И другая давняя мечта напомнила о себе: почитать Книгу, в которой говорится о Его любви. Но разве кто-нибудь будет тратить время, чтобы научить ее читать? Она была уже слишком большой для начальной школы, медсестры всегда так заняты, а Давид… он слишком юн. Если бы она умела читать, то жизнь в деревне не казалась бы ей такой беспросветной. Лейла чувствовала, что смогла бы справиться с любыми трудностями, если бы прочитала эту Книгу.

Измученная бессонной ночью, страхами и голодом, девочка заснула, и спала долго и спокойно. Когда она проснулась, солнце уже клонилось к морю. Она вскочила, потому что теперь у нее не было выбора. Возвращаться в деревню было поздно, а ночевать на улице нельзя. Ей нужно прямо сейчас пойти к дому врача независимо от того, боялась она этого или нет.

Лейла медленно пошла к больнице. Встречные прохожие с любопытством разглядывали ее, недоумевая, почему в такое время маленькая девочка все еще не дома. Лейла вошла в ворота, но, подойдя к дому, не решилась постучать. Она подошла к окну, в котором горел свет, и заглянула вовнутрь.

Мама Давида сидела на кушетке, держа на коленях Джоану, а у ее ног расположились Ваффи и Давид. Она читала им ту самую Книгу, и две пары глаз — голубые и карие — смотрели на нее, не мигая. Не в силах бороться с желанием тоже послушать, Лейла забыла о своей застенчивости. Она направилась прямо к двери, вошла, даже не постучав, и села рядом с мальчиками.

Все очень удивились, увидев Лейлу, и уже собирались засыпать ее вопросами, но девочка остановила их, приложив палец к губам.

— Продолжайте, — попросила она, посмотрев на маму Давида. — Я очень хочу послушать. А потом я Вам все расскажу.

Мама продолжила чтение, и Лейла впервые услышала историю о сестрах Лазаря, которые оплакивали своего умершего брата, и как потом пришел Иисус и превратил их горе в радость. Лейла вспомнила о плакавших женщинах, которых видела в деревне, и о той несчастной, что умерла в неведении, так и не узнав об Иисусе и вечной жизни на небе. Если бы они только знали! Разве все эти люди здесь так заняты, что не могут пойти и рассказать тем, темным и погибающим? Когда мама уже заканчивала читать историю о Лазаре, Лейла вдруг резко повернулась к Давиду.

— В вашей стране живет много людей? — спросила она.

— Тысячи! — выпалил Давид и тут же поправился: Хотя, может быть, и миллионы. А почему ты спрашиваешь?

— Они все умеют читать эту Книгу? — настойчиво вопрошала Лейла.

— Конечно, в Англии все умеют читать, — с гордостью сказал Давид.

— Тогда почему бы им не приехать сюда и не научить нас? — воскликнула Лейла. — Чем они там все занимаются? Никто из жителей нашей деревни ничего толком не знает об Иисусе и небесном городе.

— Ну, возможно, у них есть другие дела, — ответил Давид. — Или, может быть, они просто не знают о твоей деревне.

— Тогда научите читать меня, — решительно попросила Лейла, — а я, когда вырасту, вернусь туда и расскажу людям о Боге.

— Но ведь ты говорила, что они не станут тебя слушать, — осторожно напомнил ей Ваффи. — Если мой отец узнает, что я стал христианином, он накажет меня. Я ему еще не говорил, но если скажу, он очень рассердится. И, думаю, запретит мне слушать истории об Иисусе.

— Если твои родители увидят, что ты готов пострадать за Иисуса и что Он так дорог тебе, что ты не хочешь отказываться от Него даже под страхом наказания, то, скорее всего, тоже уверуют в Него, — сказала мама Давида. И тут же забыла, о чем хотела расспросить Лейлу; она на секунду забыла даже о Давиде и Джоане. Она забыла обо всем, кроме двух этих маленьких учеников Иисуса, что сидели у ее ног, и которых любовь Христа вывела на путь, где их наверняка поджидают большие трудности и гонения, и — не хотелось бы думать об этом — одиночество… Наклонившись к ним и старательно подбирая слова, чтобы дети все поняли, мама начала рассказывать о том, как много им придется вынести во имя Иисуса.

— Давид, ты уже проснулся? — ласково спросил папа. Ему не терпелось что-то сообщить сыну.

Давид сонно повернулся на бок. Он с трудом выбирался из лабиринтов сна, но, увидев перед собой радостное папино лицо, тут же понял, что случилось. Давид выскочил из-под одеяла и обнял отца.

— Петр или Роза? — спросил он.

— Петр, — ответил папа. — Твое желание исполнилось.

Давид старался не особенно выказывать свою радость, он знал, что папа с мамой хотели, чтобы родилась Роза. А Петр подрастет, пойдет в школу, начнет играть в футбол и станет другом Давида. Давид забыл, что к тому времени, когда Петр сможет играть в футбол, он сам уже будет взрослым. Давид хотел было броситься в комнату к маме, чтобы увидеть своего новорожденного брата, и уже спустил босые ноги на пол, но папа остановил его.

— Не так быстро, Давид, — сказал он. — Мама очень устала, и сейчас еще слишком рано. Тихонько сходи к ней и поцелуй ее, можешь взглянуть и на Петра, а потом возвращайся в кровать, и давайте все еще немного поспим. У нас с мамой была беспокойная ночь.

Давид на цыпочках вошел в комнату и увидел маму, которая полулежала в своей кровати опершись на подушку и пила чай. Рядом с ней на стуле сидела медсестра и тоже пила чай, а на столе стояла полная кружка для папы. Петр был похож на большую конфету, торчавшую из своего фантика. Его смуглая головка виднелась с одной стороны одеяльца, в которое он был завернут. Петр или Роза — пока еще не было никакой разницы. Давид долго смотрел на младенца, а потом наклонился и поцеловал его в нежное темечко. Затем он забрался на мамину кровать, думая о том, какие же все они счастливые сегодня. Ему вдруг стало жаль Мюррея, который находился в Англии, за тысячи миль отсюда, вырванный из теплого семейного круга… Давиду захотелось ощутить этот круг еще теснее, пусть бы медсестра куда-нибудь ушла и оставила его наедине с папой, мамой и Петром. Он хотел видеть и Джоану, но сестренка была еще слишком мала, чтобы понять, как это важно — тихо сидеть вот так всем вместе. Пусть себе спит! Давид торжествовал.

Мама протянула сыну кружку с чаем и печенье. В окна уже вовсю бил солнечный свет. Щебетали птицы, а из сада доносился сладковатый аромат цветов, которые обычно распускались накануне Пасхи. До светлого Христова Воскресенья осталось всего четыре дня — как вовремя родился Петр!

Давиду хотелось подольше остаться здесь, в объятиях мамы, слушать, как в колыбели ворочается и посапывает малыш. Но папа взял Давида на руки и отнес в кровать, и через пять минут он уже мирно спал, а теплые солнечные лучи ласкали его лицо. Они спали очень долго, и когда Давид очнулся и взглянул на часы, то понял, что опоздал к началу занятий в школе. Папе пришлось написать учительнице записку и объяснить причину опоздания. Прочитав записку, учительница отпустила мальчика домой. В конце концов сегодня был последний день перед пасхальными каникулами.