Марина Москвина - Загогулина

А еще я подумала — какой я буду тетькой!

Тетькой быть неохота. Лучше всего девушкой.

И старушкой. Только такой, как в комнате под лестницей на старой квартире соседка — бабушка Марфуша, которая копила серебряные бумажки от чая.

Восемьдесят шесть лет человеку! А она всему дому шила юбки и скатерти! Узорные! Из материи — с этими вот чайными фантиками! Главное дело, без очков.

— Я, Лен, чуть беда или болезнь какая, — говорила мне бабушка Марфуша, — к Николаю Чудотворцу-заступнику. Нитку в иголку вдеть не могу: «Николай Чудотворец-заступник — помоги!» Сразу и вдену…

Марфушины юбки, моя и мамина, лежат в тюке на антресолях. Будет у нас с Мариам девочка — я ей свою подарю.

…И пока я о всем этом думала, поезд остановился. И в наш вагон заходит и встает перед нами — тетя Сирануш… Мама Нунки и Мариам.

Домой мы с Мариам вернулись под конвоем. Тетя Сирануш бросила на вешалку шаль и уперлась кулаками в талию.

В прихожей стало жарко.

— Позор! — крикнула тетя Сирануш. — Позор на род Милитосянов!!!

Залаял Чипс! Из кухни выбежала мама.

— Сирануш Бабкеновна! — сказала мама. — Я вам все объясню!..

— Не надо песен! — прокричала тетя Сирануш знаменитое изречение своего мужа — Ованеса Манасовича. — Отец узнает — что будет!!!

Тогда моя мама тоже крикнула:

— Не нервируйте девочку! Она, как никогда, нуждается в атмосфере надежности и покоя!

— Отец свернет ей голову! — пообещала тетя Сирануш.

Она воинственно прошла в кухню и опустилась на табуретку — за стол. В одну секунду мама налила ей чаю и в блюдце подложила бутерброд с сыром «Дружба».

— Мариам! Сахар! — скомандовала мама.

— Не нужен мне ваш сахар! — парировала тетя Сирануш. — У меня свой в сумке!..

Дальше, как в театре, открылась дверь и явился папа.

— Интереснейшее сообщение! — он помахал перед нашими носами газетой, — «Ориентир на возможный контакт с братьями по разуму»!

— Это Сирануш Бабкеновна… — говорит папе мама.

— Очень рад! — он пожал тете Сирануш руку и развернул газету. — «Запущены два космических корабля “Вояджер”, — прочитал папа. — С грампластинками на борту они покинут Солнечную систему и отправятся в бесконечное путешествие по Вселенной…»

— Сирануш Бабкеновна — мама Мариам, — попыталась мама вернуть папу из Вселенной.

— Ах, вот что?! — обрадовался папа. — У вас прекрасная дочь! — он опять потряс руку тете Сирануш. — Я устроил ее к себе на работу, и знаете, — только положительные отзывы.

— На работу? — пробормотала тетя Сирануш, остывая. — И кто вам сказал?

— Что? — спрашивает папа.

— Вот эти отзывы!..

— Заведующий сектором глобальных проблем, — просто ответил папа.

Тогда я спрашиваю:

— Пап! А что там на грампластинках?

— Голоса китов, — отвечает папа, — шум поездов, вой ветра, плеск воды, самолетный гул, крик новорожденного…

И тут тетю Сирануш осенило!

— Мариам! — воскликнула она, перебивая папу. — Скажем отцу: твой ребенок родится у меня!! Я Ованеса знаю! Он поверит.

Папа газету положил на холодильник.

Мама отвернулась и стала мыть посуду. Тарелки в раковине стучали, как льдины на реке.

— Свободна будешь! — твердо сказала тетя Сирануш. — Никто ничего не узнает. И больше об этом ни слова!

Я, папа и Чипс молча уставились на Мариам. Меня даже страх пробрал — неужели согласится? Ну, правда, мороки, наверное, с этим ребенком!

— А скажем лучше, — не выдержала я, — что он родится у моей мамы!!

— Отличная мысль! — поддержал меня папа.

Но Мариам наконец-то помотала головой.

— ЭТОТ РЕБЕНОК, — сказала наша Мариам, — РОДИТСЯ У МЕНЯ.

— Тогда выкладывай! — опять вскипела тетя Сирануш. — Что он за фрукт, отец твоего ребенка!

— Солдат Паремузян! — Мариам так ответила — и всем стало ясно, до чего же она все-таки влюбилась.

Так, что я тоже решила сию же минуту в кого-нибудь влюбиться. Потому что поняла, какая тощища жить без любви.

Я перебрала всех: продавца мяса Илью, сына школьного бухгалтера — яхтсмена Гергарда; Валерку Лопатова, который ходит учиться на мандолине; красавчика Витю из шестого корпуса по прозвищу Фанэра, который никуда не ходит учиться; Льва Цуцульковского из нашего драмкружка.

Я бы перебирала и перебирала, но пришлось остановиться на Цуцульковском, потому что тетя Сирануш вдруг вскричала:

— Паремузяны!.. «Артисты»! С вот такими ушами!..

— Что так говоришь? Перцу много покушала? — обиделась Мариам.

— Без согласия!.. Без… дедушки Манаса!.. Без приданого! Без свадьбы!.. Отец не переживет!..

— Сирануш Бабкеновна! — вдруг остановил ее папа. — Все, что вы говорите, это еще не поздно.

— То есть как? — удивилась мама.

Да и мы с Мариам удивились тоже.

— А очень просто, — объяснил папа. — Вернется из армии Нельсон, и, чтобы не нервировать Ованеса Манасовича, ребята придут к нему, попросят, уговорят, вы им поможете, и если он согласится…

— То что?! — спрашивает тетя Сирануш, обомлев.

— То мы с Нельсоном, — радостно говорит Мариам, — поженимся!

— Правильно! Сыграем свадьбу! Пригласим ваших родственников! — говорит моя мама.

— Из Схоторашена!.. — говорит Мариам. — Из Дзорагюха!..

— Таким образом, — подхватывает папа, — положим конец этой, хоть и многовековой, но совершенно нелепой ссоре.

— Вай, — охнула тетя Сирануш.

И уже более миролюбиво спросила:

— Что он пишет, скажи, этот Паремузян?!

— Стихи, — отвечает Мариам.

Она скрылась в нашей с ней комнате и принесла тоненький конверт без марки.

— Прочту одно, поздравительное! — с гордостью объявила Мариам. —

Поэт-любитель Нельсон Паремузян.

P.S. Жду отзывов о стихе!»

Какие там отзывы! Мариам прочитала так, что всем было ясно — это лучшие стихи в мире.

Всем, кроме тети Сирануш.

— Чокнутый, — сказала тетя Сирануш. — Они еще и сумасшедшие, как я забыла.

Тетя Сирануш оделась, из сумки вывалила к нам на стол все свои продукты, сказала напоследок:

— Бай, только бы отец не узнал…

И — как «Вояджер» к братьям по разуму — пошла домой к дяде Ованесу.