Борис Тартаковский - Мальчишка ищет друга

— А троек много?

Таня спросила каких? Текущих или четвертных?

— Калмыкова, не хитри, — улыбаясь, погрозил пальцем Николай Сергеевич. — Принеси дневник, и я сам посмотрю.

Таня теперь не жалела, что возвратилась в коровник. Вот как приветливо её встретили! И чего она, глупая, боялась, что её прогонят?..

После ухода вожатого Шура снова взял пилу в руки, но работа не клеилась. Тут постучался Тошка.

— Кто это у тебя был? — спросил он, осторожно оглядываясь вокруг.

— Погорелец.

— Пришёл воспитывать?

— Говорит, свою кроликоферму будут строить. Пионерскую.

Тошка помрачнел.

— Что же ему, рыжему, надо от тебя?

— Советовался насчёт кроликов, — уклончиво ответил Шура.

— Твой вожатый, видать, парень тёртый. Дай ему палец, он и руку потянет.

— А тебе-то что?

«Начинается…» — подумал Тошка. Его будто что-то укололо. Не хотелось терять этого шустрого мальчишку. У Шуры были умелые руки, он охотно за всё брался. А теперь он может уйти к своим пионерам. Этого никак нельзя допустить, ни в коем случае. И Тошка решил действовать.

— Помнишь, Шурик, я обещал тебе пару на выбор?

— Помню. А потом сказал, что обещанного три года ждут.

— Так это же фигурально, — Тошка притворно засмеялся. — Понимаешь? Фи-гу-рально. Я хоть сейчас могу отдать.

— Не врёшь?

— Спасибо. Отблагодарил. Много я тебе врал?

— Ну, если ты вправду, так белых великанов.

— О! — Тошка даже задохнулся, будто Шурка уже отнял у него пару белых великанов, дороже которых не было во всём крольчатнике. — А у тебя губа не дура… Может быть, на первый случай всё-таки рекса возьмёшь? — И тут же подумал: «Поторгуюсь и уступлю. Всё равно никуда не денутся: в моём крольчатнике останутся. А там посмотрим».

— Нет. Уговор был, что я сам выбираю.

— Сразу хочешь разбогатеть? Силён, бродяга! Не ожидал! — Про себя Тошка радовался: погорел товарищ вожатый — это факт. Пара великанов привяжут Шурку лучше всяких красивых слов. И Тошка развёл руками:

— Ради милого дружка и серёжка из ушка.

— Значит, согласен?

— Так и быть — твои.

Он сказал «твои», а не «бери». Но Шура в таких тонкостях не разбирался. Мог ли он знать, что задумал Тошка? У того был такой довольный вид, будто не он дарил великанов, а ему их дарили.

Теперь Шура не жалел, что вожатый ушёл. Теперь у него будет пара белых красавцев! Ведь он сам их и выхаживал.

Шура давно мечтал завести своих кроликов, чтобы выращивать их не для денег, как Тошка, а для науки. Вывел же в Татарии какой-то Никитин чёрно-бурых и вуалево-серебристых кроликов. Но Тошка отвлёк его от размышлений.

— Вот бы свой зверинец устроить, а? — размечтался он. — Представляешь? И за вход брать не гривенник, как в зоологическом, а пятак. Народ бы валом повалил. — Но тут же понял, что это невозможно, и вздохнул. — Только они же не разрешат. Ни за что на свете…

«Они» — это были управдом, милиция, соседи по дому. Последнее время все стали как-то подозрительно посматривать на Тошкины дела. Хорошо ещё, что дворник оказался покладистым человеком. За два рубля в месяц разрешил держать в сарае кроликов.

Теперь Тошка уже никак не мог обойтись без помощников и, кроме Шуры Чопа, привлёк ещё двух мальчишек — Аркашу Чухрая и Витю Стременного. Все они учились в школе — в пятом и в шестом классе, — но больше были заняты в Тошкином хозяйстве, бегали по всему городу в поисках корма, простаивали часами на Птичьем базаре, чтобы подороже продать кролика, морскую свинку или белую мышь в клетке. Правда, и сам Тошка не сидел без дела. Он постоянно что-то мастерил для своих любимцев, часами корпел над устройством новой, более совершенной клетки, поилки или кормушки. В поисках новинок, которые можно было использовать, он рылся в комплектах «Юного натуралиста». И вечно придирался к своим помощникам.

— Разве так чистят клетку! — возмущался Тошка работой Аркаши Чухрая. — Ты бы, небось, не захотел спать в такой постели, а? Думаешь, если он кролик, так может спать и в навозе…

Аркаша оправдывался, а Тошка, засучив рукава, показывал, как надо чистить и дезинфицировать клетку.

— Животные любят чистоту не меньше человека. Даже свинья, и та лучше себя чувствует в культурной обстановке. Это неряхи выдумали, будто свинья любит грязь, — уверял Тошка. — Я сам недавно читал в «Юннате», Вот возьми, почитай, — совал он Аркаше свежий номер журнала, который теперь стал выписывать.

Необыкновенное терпение и много нежности проявлял он, когда заболевал кто-нибудь из его любимцев. Тут он даже Шурке не доверял и сам ухаживал за больным днём и ночью. Это очень нравилось Шурке, и он не мог понять, как Тошка может дружить с Репой.

В последнее время стали всё чаще наведываться любители животных, перекупщики с Птичьего базара, а иногда и люди, о которых трудно было сказать, чем они, собственно, занимаются.

На другой день после разговора с вожатым явился дядя Федя. Сам дядя Федя, известный человек на Птичьем базаре, пришёл посмотреть хозяйство Антоши Пугача! Тошку прямо-таки распирало от гордости, и он заискивающе заглядывал старику в глаза.

— Хозяйство моё какое, дядя Федя… одно название, — приговаривал он. — Только начинаю, дядя Федя, а завистников — полон дом…

К концу осмотра дядя Федя обратил внимание на Шуру, который, закатив рукава, чистил клетку. Шурка работал с большим усердием.

— Это кто же? — спросил старик. — Тоже твой раб?

У Шурки даже дух перехватило, когда он это услышал. А дядя Федя, закончив осмотр, отметил:

— При царе Николашке из тебя, Антон, вышел бы купчина первой гильдии. Тебе бы где-нибудь в Америке жить — там бы ты развернулся!.. — Подумал немного и не без ехидства добавил: — А тут, брат, тебя задушат, не сомневайся.

Тошка обидчиво возразил:

— Я не спекулянт, дядя Федя, чтобы меня душили.

— Ничего, задушат, — повторил дядя Федя.

Когда он ушёл, Шурка подскочил к Тошке и срывающимся голосом закричал:

— Ну, больше я твоим рабом не буду, Тошечка, так и знай.

— Ну, чего ты, Шурик, волнуешься? — попробовал успокоить его Тошка. — Старику просто завидно, вот он и наболтал кучу глупостей. Думаешь, мне приятно?

Слова у него были круглые, голос мягкий, лицо выражало обиду. И это обезоруживало. Но Шурка всё же сказал:

— А почему ты меня называешь рабом?

— Эх, ты! — вздохнул Тошка. — Стыдишься быть рабочим?

— Рабочим не стыжусь, а рабом не буду, — угрюмо стоял на своём Шура.

— Так раб — это же сокращённо от слова «рабочий». Чего ты сердишься?

— И рабочим не хочу у тебя быть, — отрезал Шура. — Тоже нашёлся фабрикант. Прав дядя Федя: тебе где-нибудь в Америке жить, а не у нас…