Борис Тартаковский - Мальчишка ищет друга

— Мы вас, капитан Нейкодим, никогда не забудем, — говорили венгры. — Когда бы вы ни приехали в Будапешт, всегда будете нашим дорогим гостем.

Среди провожавших было много знакомых людей, только бабушку Розалию дядя не видел и даже забеспокоился: может быть, с бабушкой какое-нибудь несчастье приключилось?

Но вот, когда раздался свисток, загудел паровоз и поезд собирался тронуться в дальний путь, к одному из вагонов, на ступеньках которого стоял бравый капитан, кинулась какая-то старая женщина. В руках она держала клетку с попугаем.

— Капитан Нейкодим, сынок! — закричала старуха. — Возьмите, пожалуйста, на память о бабушке Розалии вот эту птицу. Это — Петер, очень хорошая птица…

Вначале дядя Никодим растерялся. В самом деле, что ему было делать с попугаем? Но отказаться он не мог: не хотел обижать бабушку Розалию.

— Спасибо, бабушка Розалия, за этот прекрасный подарок, — сказал дядя Никодим. — Я буду заботиться о Петере.

Петер, которого ещё в пути переименовали в Петьку, действительно оказался очень умной и забавной птицей. Вначале Петер говорил только по-венгерски.

— Ходь ван? — вежливо интересовался он по утрам. (То есть: «Как вы поживаете?») Потом любезно сообщал: — Аз эн невем Петер… Петер…

Это означало: «Моё имя Петер»…

Но скоро он привык к новому имени и после венгерского «как вы поживаете?» сообщал:

— Я — Петька… Петька…

Дядя извинялся за Петьку:

— Вы уж простите его за плохое произношение. Всего несколько дней, как изучил русский язык…

Некоторое время дядя пожил у сестры — Тошкиной мамы, потом уехал в геологическую экспедицию. Ясное дело, он не мог взять с собой Петьку в экспедицию и оставил его сестре. Заботиться о Петьке стал Тошка. Пожалуй, с этого и началась Тошкина любовь к птицам и всякому зверью. И Петька отвечал другу преданностью и любовью.

По утрам, увидев, что Тошка проснулся, Петька радостно кричал:

— Ура! Ура!

Кто его этому научил, неизвестно.

Когда Тошка собирался уходить, он говорил попугаю:

— Ну, Петька, я пошёл.

— Здравствуйте! — отвечал вежливый Петька.

И Тошка души не чаял в своём пернатом друге, любил его и холил.

В Тошкиной комнате, плохо проветриваемой, стоял тяжёлый запах, но для Шуры часы проходили здесь, как минуты. Если бы не школа и не мама с её неиссякаемой любовью к пятёркам, Шурка все дни проводил бы среди полюбившихся ему зверюшек. Да и с Тошкой он подружился.

Очень нравилась Шурке необыкновенная вежливость Тошки. Другой парень, обладая такими богатствами, зазнался бы, смотрел бы на всех свысока, а Тоша — ничего подобного. Он со всеми был вежлив, при всяком удобном случае говорил «извините» и даже Шурке говорил «пожалуйста», если просил почистить клетку морских свинок или налить молока ежам.

В этом Антон видел большой смысл, о котором Шурка и не догадывался. Ещё в ту пору, когда Тошкин отец жил дома, он не раз поучал сына:

— Ласковые телятки сосут по две матки, а бодливому ни одна не даётся. Если ты не хочешь иметь врагов, будь со всеми вежлив и ласков.

— Даже с теми, кого я не люблю? — вначале удивлялся Антоша.

— Даже с врагами, — говорил отец. — Коли птицу ловят, так её сахаром кормят. Можешь поучиться у меня, Антон. Ни один мой сослуживец не скажет, что Савелий Петрович Пугач плохой человек. Почему? Да потому, что и я со всеми хорош. А в действительности иные сослуживцы противны мне так, что и смотреть на них тошно, не то что улыбаться… Это очень важно, Антон, быть со всеми вежливым и ласковым.

Мать возмущалась:

— Чему ты учишь ребёнка, Савелий? Так, сынок, жили люди, когда человек человеку волком был, — пояснила она, с тревогой приглядываясь к сыну, — а теперь, слава богу, другие времена…

Вначале Тошка не слушал отца. В самом деле, рассуждал Тошка, почему он должен быть вежлив и любезен с Петькой Дышняком, если тот дразнит его «Крысой» за белых мышей? Почему нужно быть ласковым с Вовкой Козельцом, если тот противный скареда и потихоньку от одноклассников ест конфеты «Золотой ключик»? И Антон не скрывал своей неприязни к Петьке Дышняку и Вовке Козельцу.

Но вскоре, — Антоша сам не заметил, как это случилось, — он начал следовать советам отца. Может быть, потому, что всё-таки он любил его. Теперь, когда Петька Дышняк называл его Крысой, Тошка уже не отвечал ему, как раньше: «От Сосиски слышу», а предлагал: «Хочешь, я и тебе могу дать парочку мышей». И дал. А Вовка Козелец до того был растроган вниманием Тошки, что потихоньку стал и его угощать «Золотым ключиком». И Тошка пришёл к выводу, что отец прав.

А вот к матери отец относился далеко не ласково.

— Это борщ? — спрашивал он, брезгливо отодвигая тарелку. — Собачья похлёбка, а не борщ…

— Ты бы хоть при нём стыдился, — тихо говорила мать, кивая в сторону Тошки.

Но отец не стыдился, с грохотом отшвыривал стул и отвечал:

— Сын мой тоже не щенок, чтобы кормить его такой дрянью. — И медовым голосом обращался к Тошке: — Пошли, сынок, в ресторан, там не подадут такой похлёбки…

Тошка, конечно, не отказывался. В ресторане всегда было веселей обедать. Только вот больно было смотреть на мать, когда, уткнувшись лицом в ладони, она тихо и жалобно всхлипывала.

Но постепенно Тошка стал привыкать к слезам матери, они уже не очень трогали его, и он стал думать, как отец: поплачет и успокоится.

Однако мать не успокаивалась, с каждым днём она всё более чахла, лицо избороздили преждевременные морщины, а в её чёрных красивых косах, которыми раньше он любовался, появилась седина.

Ссоры с матерью происходили у отца и на другой почве. Отец всегда одевался с иголочки, часами просиживал за журналом мод, внимательно изучая покрой костюма, куртки или пальто.

— Э-эх, живут люди, не то что мы, — вздыхал он и, помолчав, обращался к матери: — Как ты смотришь, старуха, если я такую курточку закажу? Недурна, а?

Мать робко замечала, что до зарплаты ещё неделя, а она задолжала тридцать рублей. К тому же месяца ещё не прошло, как он купил шерстяной джемпер…

— Вечно ты в долгах! — возмущался отец. — И куда только ты тратишь деньги, не понимаю.

Мать начинала пересчитывать, на что израсходованы деньги, но отец не слушал её.

— Пойми, — говорил он холодно и зло, — что человека принимают по одёжке…

Вторую часть пословицы, что человека провожают по уму, отец почему-то опускал. А на следующий день между прочим сообщал:

— Я, знаешь ли, заказал куртку у своего портного.

Вздыхая, мать говорила:

— На эти деньги можно две недели прожить…

Тут отец вскипал:

— Вот человек! Ничем приятным с ней нельзя поделиться. Вечно деньги, деньги, деньги…

Теперь и Тошка, когда мать отказывала ему в чём-либо, кричал: