Мони Нильсон - Цацики и Рецина

— Я не могу, — плакал Цацики. — Не могу.

— А ты попробуй.

— Потому… потому что мы их обокрали, — прошептал Цацики. От стыда он даже глаз не мог поднять.

— Кто — «мы»?

— Робин и Стоффе… Ну и я, — добавил Цацики. — Хотя я ничего не брал.

— Проклятье! — разозлилась Мамаша. — Я знала, что им нельзя доверять. Но ты-то, Цацики, как ты мог?

Мамаша была так огорчена, что у Цацики сердце сжалось от боли.

— Что вы украли?

Цацики рассказал про лимонад и пачку макарон «Барилла».

— Еще Стоффе набрал конфет на двадцать крон.

— Сейчас ты пойдешь и за все это заплатишь, — сказала Мамаша и достала из кошелька сто крон. — Сдачу вернешь мне — всю до копейки.

— Ты хочешь сказать, прямо сейчас?

— Да, немедленно. — Мамаша резко встала со ступенек.

— Один? — пропищал Цацики. — А ты не можешь пойти со мной?

— Ни за что. Я не воровала. Ты прекрасно справишься сам.

— Но, но… — начал Цацики. — Мне ужасно стыдно. А нельзя послать им деньги по почте?

— Нет, — ответила Мамаша и, развернувшись, ушла вместе с Рециной.

Цацики провожал их взглядом, пока они не скрылись в подъезде. Потом он посмотрел вниз, на Инедальсгатан, где находился магазинчик Томми. Медленно-медленно он двинулся туда.

Никогда, никогда еще Цацики не было так стыдно. Он зашел в магазин Томми и рассказал, что сделали его приятели. Томми грустно смотрел напрасного от стыда Цацики.

Но дома было еще хуже. В гостиной его ждали Мамаша, Йоран и Мортен.

— Иди сюда! — крикнула Мамаша, когда он попытался проскользнуть в свою комнату. — Нам надо поговорить.

Мортен расплылся в злорадной улыбке. Ничто не доставляло ему такого удовольствия, как слушать, когда Цацики ругают.

Цацики рассказал все — про «Олене» и про другие магазины. В основном он напирал на подарки для бедных, чтобы Мамаша с Йораном поняли, что они воровали не по-настоящему, а скорее как Робин Гуд и его разбойники.

— К тому же лично я никогда ничего не брал, — добавил Цацики.

— Не оправдывайся, — сказала Мамаша.

— Ты виноват ничуть не меньше, — согласился Йоран.

— Прикинь, если б вас поймали, — вставил Мортен.

— А ведь жаль, что не поймали, — сказала Мамаша.

— Я никогда больше не буду общаться с Робином и Стоффе, — пообещал Цацики.

— Обещай хотя бы не ходить с ними по магазинам, — попросил Йоран..

— Да все воруют, — сказал Мортен. — Мы тоже воровали, когда были маленькие. Но чтобы в четвертом классе?! Рановато вы начали. Может, вы еще и курите?

— Нет, — огрызнулся Цацики.

— Что за чушь, воруют не все, — осадила Мортена Мамаша и грустно посмотрела на Цацики. — Как ты мог такое сделать?

— Не знаю. Просто само как-то получилось.

— Так не бывает, — возразила Мамаша. — У человека всегда есть выбор. Ты мог не ходить с ними. Мог выйти из магазина, мог сказать им прекратить.

— Это невозможно, — вставил Мортен.

— Обещаю, я никогда так больше не буду, — повторил Цацики. — Даю тебе честное слово.

— Какая уж тут честь? Разве она у тебя осталась? — хмыкнул Мортен.

— Хорошо, — согласилась Мамаша.

Цацики выдохнул.

— А я-то думал, что вы сердитесь.

— Нет, я не сержусь, мне просто очень грустно, — ответила Мамаша.

— Почему? — спросил Цацики и совсем сник. Он как будто превратился в крошечную, никчемную мушиную какашку.

— Потому что я тебе доверяла, — сказала Мамаша.

Цацики предпочел бы, чтобы Мамаша разозлилась, а не расстроилась. Чтобы она шлепнула его, заперла в шкафу или отправила к кенгуру в Австралию. Цацики хотелось быть человеком, которому можно доверять. Теперь он всегда будет приходить домой сразу после школы. Не будет ни с кем общаться, только делать уроки и играть с Рециной. А может, станет монахом и уйдет в монастырь.

Но вообще-то во всем этом виноват Пер Хаммар.

Стоффе и Робин возненавидели Цацики после того, как Мамаша позвонила их родителям и все рассказала. Они назвали его стукачом и стали всей школе говорить о нем гадости. А поскольку Стоффе считался в классе самым крутым, то с Цацики больше никто общаться не хотел.

Когда Гунилла заговорила на уроке о воровстве, все захихикали и посмотрели на вора Цацики, который, покраснев, опустил глаза и уставился в стол. Стоффе как ни в чем не бывало презрительно ухмылялся. Хотелось бы и Цацики стать таким парнем, который может вот так запросто всему ухмыляться. Крутым и наглым парнем, с которым все хотят дружить. Но он оказался неудачником. Жалким и никому не нужным лузером.

Это было самое худшее, что Цацики когда-либо доводилось пережить. Хуже всего на свете. Ему казалось, что он перестал существовать или как будто его обмотали толстой колючей проволокой, и теперь к нему никто не хотел и не мог приблизиться.

Хуже всего было на переменах. Если бы его не существовало, ему бы не пришлось стоять на футбольном поле и понапрасну ждать, что кто-нибудь сделает ему пас. А когда играли в «короля», мяч либо вообще не попадал к нему в руки, либо же его сразу вышибали. Даже Калле и Цзе его избегали.

А каждый день возвращаться из школы одному, потому что никто не хотел идти с ним? Иногда Цацики казалось, что лучше умереть, чем быть человеком, которого никто не замечает.

Цацики думал, Мамаша будет довольна, что он после уроков сразу приходит домой, играет с Рециной и без препираний садится за уроки. Но это было не так. Она всякий раз строго допрашивала его, как будто Цацики был злостным преступником.

— Что вы сегодня делали? Чем занимались на перемене? Что он сказал? Кто ей нравится? Почему ты возвращаешься домой один? Почему ты ни с кем не играешь? Что давали на обед? Ты не болен? Как ты себя чувствуешь? Позвони Перу Хаммару, позвони Перу Хаммару, ПОЗВОНИ ПЕРУ ХАММАРУ! Ответь мне, Цацики, поговори со мной! Что с тобой происходит?

— Ничего, я просто устал, — отвечал Цацики и запирался в своей комнате.

Мамаша, такая бесстрашная и всеми любимая, наверняка бы грохнулась в обморок, если бы узнала, каково ему приходится. Она сразу бы помчалась в школу, побила директора, Робина и Стоффе и заставила всех в классе дружить с Цацики. Но Цацики этого не хотел.

Уж лучше было вообще ни в чем не участвовать. Бесцельно шататься по школьному двору, дожидаясь звонка, запереться на полперемены в туалете или зависнуть в коридоре, пока кто-, то из учителей не выгонит тебя на улицу, или же сидеть на скамейке, глядя, как девчонки прыгают со скакалкой.

Цацики вздохнул. Мария Грюнваль посмотрела на него и улыбнулась своей фирменной грюнвальской улыбкой.