Оскар Хавкин - Всегда вместе

Взор ее был устремлен в окно на ближнюю сопку.

Хромов встал с дивана, подошел к печке и стал рядом с учительницей литературы:

— Варвара Ивановна…

Они встретились глазами. Учительница смотрела настороженно, зябко поводя плечами под паховой шалью.

— У нас, Варвара Ивановна, хороший коллектив… Честно скажу: рад, что со студенческой скамьи попал в эту школу.

Учительница слушала. Складки вокруг рта были все так же неумолимо жесткими. Пышные золотистые волосы обрамляли ее суровое лицо. Она все так же, не отрываясь, смотрела на Поклонную гору.

Хромов волновался и ломал речь на тяжелые, необструганные куски:

— Я был на уроках истории, у Платона Сергеевича… Я не встречал еще такой оригинальной хронологической таблицы, какая у него сделана самими ребятами. Каждая дата с иллюстрацией… Я поразился, как Геннадий Васильевич ухитряется из урока в урок повторять всю годовую программу… У Татьяны Яковлевны семиклассники уже почти свободно разговаривают по-немецки. Успеваемость в школе высокая…

— Чего же вы еще хотите? — В голосе Варвары Ивановны явно звучала ирония.

— И меня все это не устраивает!

Варвара Ивановна повернулась к учителю географии и посмотрела на него так, как смотрят на диковинного зверя.

— Ну да, — уже тверже повторил Хромов, — не устраивает. Я хочу большего. Мы можем делать больше!.. Вот и все.

— Например?

— У вас есть неуспевающие. Вы их подтягиваете на уроках. Вы занимаетесь с ними вечерами. А другие учителя? Почти никто не поправляет речь учащихся. У Шуры Овечкиной ученица говорит «ейный», а Шура молчит… Геннадий Васильевич сам шутки ради употребляет местные обороты…

Хромов перевел дыхание. Варвара Ивановна не прерывала.

— Дальше. Почему Антон Трещенко спутал лимонад с лимоном, а в пятом классе ученица утверждала, что «греки носили бронзовые лапти», спутав их с латами? Выходит, что, кроме дополнительных занятий по русскому языку, математике, кроме проведения вечеров, надо еще и другое…

Варвара Ивановна смотрела на Хромова с любопытством, по губам ее пробегала улыбка.

— Что же? Вам ясно, чего вы ищете? — спросила она тем же ровным голосом.

— Вот в том-то и дело, что определенного у меня еще ничего нет. Знаю лишь одно: надо заботиться о кругозоре ребят и о том, чтобы они были теснее связаны с жизнью рудника, трудом старателей, чтобы больше думали о будущем, чтобы они мечтали… Но этого не добьешься в одиночку, это дело всех учителей, и не только учителей. Вот я был у Бурдинской…

Гребцова сразу же отвернулась от него и вновь устремила свой взгляд на сопку.

— А Бурдинская здесь к чему? Ну были у нее, и на здоровье.

— Варвара Ивановна, мы же одни не справимся, надо привлечь всю интеллигенцию рудника.

— Я как-то вызвала Митю на вечерние занятия, а он, видите ли, не смог — у него, оказывается, урок танцев у Бурдинской… И слушать вас не хочу…

Варвара Ивановна вновь закурила Хромов был обескуражен.

— Ну, хорошо, подумаем… Но давайте вместе. Тут нужен союз, взаимная помощь… Давайте же вместе, Варвара Ивановна… Я ведь не забыл нашего хорошего, сердечного разговора на школьном вечере. А вы забыли.

Учительница помолчала, только слегка пожала плечами, потом ответила:

— Что же, хорошо, если хотите…

Посещение Бурдинских, случай с Захаром, разговор с Варварой Ивановной вызвали у Хромова множество мыслей.

«Чего нехватает нашей школе? — думал молодой учитель и отвечал себе: — Силы коллективного воздействия на учащихся, целеустремленности в работе, связи с людьми рудника, в центре которого расположена школа…»

Он вспомнил кабинет Владимирского, похожий скорее на музей минералов. Вспомнил, с какой влюбленностью рассказывал ему Брынов о богатствах Загочинской тайги… Мысли его перекинулись к дому Бурдинской.

В сущности, что плохого в том, что Бурдинская учит ребят танцам, музыке, рукоделию, прививает культуру поведения! Плохо другое: она занимается вслепую, без связи с другими задачами воспитания, оторвана от школы.

Спустя день или два Хромов спросил у Кеши:

— Ты бываешь у Альбертины Михайловны?

— Да, я там с Семеном Степановичем в шахматы играю, — ответил юноша.

— Нравится тебе у них?

— Нравится. Они хорошие. Только…

— Что «только»?

— Иногда стеснительно у них.

— Почему?

— Очень уж строга Альбертина Михайловна. Не так скажешь — выговор, не так вижу возьмешь — выговор… А потом — танцы, пение, музыка… Это хорошо, интересно, а нам иногда и другого хочется: поспорить, о книге поговорить, о жизни… Семен Степанович — тот не против. Но при Альбертине Михайловне мы стесняемся.

Хромов не нашелся, что ответить своему воспитаннику. Но ученик и не догадывался, какое новое и ясное направление дал он мыслям учителя.

С кем посоветоваться? Хорошо бы с Кухтенковым. Что он думает о Бурдинской? Может быть, то же, что и Варвара Ивановна?

Но директор сам положил конец колебаниям учителя. Он вызвал Хромова к себе.

Был безветренный морозный вечер — один из тех, какие бывают обычно в забайкальском декабре. Застыли в дремоте зеленовато-синие звезды. Недвижимые, боясь шевельнуться, вытянулись у школьной ограды припорошенные снегом сосны. С Джалинды доносилось ломкое похрустывание льдов — казалось, природа покряхтывала, сдавливаемая обручами декабря.

В школе уже давно отшумел хлопотливый день. Только дед Боровиков ходил по затихшим классам, шуруя в топках, подкладывая в них вперемешку сырой листвянки и березового сушника. Дед к печам никого не подпускал. «Сам клал голанки, — говорил он, — сам топить буду. Они мой характер понимают».

— Что, Андрей Аркадьевич, пристыли? — посочувствовал старик, видя, как учитель растирает уши и щеки. — Это еще что! Вот в рождество, видать, не менее шестидесяти грохнет.

Кухтенков сидел у раскрытой топки. Огонь из нее играл на его худощавом лице. Директор пододвинул к печке табурет. Хромов сел рядом и рассказал ему все, о чем передумал за эти дни.

Кухтенков слушал его, положив на колени длинные руки, временами протягивая их к огню.

— Ого! — пошутил наконец директор. — Можно подумать, что вы подслушали мои мысли… Теперь-то я и в самом деле вижу, что вы человек беспокойный…

Кухтенков задумчиво пошевелил бесцветными губами.

— Знаете, Андрей Аркадьевич, — пошутил он, — руки у меня хотя и длинные, но до всего не доходят… Про директора школы обычно говорят, что у него голова учителя, а моги завхоза. Самый распрекрасный директор ничего не сделает без коллектива. Мало иметь хороших учителей — надо, чтобы они составили хороший коллектив. И еще: сколько у нас интересных людей на руднике — Владимирский, Брынов, Бурдинские… Они далеки от школы. И в этом наша вина. Вот и Бурдинская. По собственной инициативе занимается с школьниками, детей чужих воспитывает. Но мне кажется, что она увлекается внешним, показным. «Изящное» для нее — превыше всего. Детей воспитывает придирчиво, но не сурово. Но она честная и умная — может понять, если ей указать на ошибки. Надо поправить. А поправить некому! Мы — в сторонке… Варвара Ивановна и Геннадий Васильевич даже с предубеждением к ней относятся. Плохое видят, а хорошего не замечают. А Татьяна Яковлевна, напротив, растаяла от восторга. Неправильно мы поступаем. Как вы думаете?