Лёня Герзон - Приключения Никтошки (сборник)

Ну, в общем Невухоневротоневносор был могущественным царем. И решил построить высокую башню. Чтобы показать всем, какой он могущественный. Но не просто высокую, а очень высокую. То есть, как в Цветограде некоторые любят выражаться, конкретно высокую. До самого неба.

И коротышки начали строить. Долго строили, наконец построили почти до конца. Уже пролетающие облака за башню зацеплялись, и ни одна птица не могла до верха ее долететь – так высоко. То есть, если некоторые очень серьезные орлы еще вили гнезда на уступах башни где-то на двух третях ее высоты, то дальше этого уже никто не решался ни вить, ни лететь.

Царь очень радовался. Настолько он был доволен собой и своим народом, что на радостях позволил даже чужеземцам свободно приезжать в Мерюкряндию и уезжать обратно без горшка на голове. Некоторые, правда, говорили, что это царь сделал не от доброты, а для того, чтобы иностранцам свою башню показать. Тут мнения историков опять-таки расходятся. Мерюкрякские историки считают, что от доброты, а малянские, что чтоб показать.

В общем, башня продвигалась к концу, царь радовался, но тут, откуда ни возьмись, появилась загадочная болезнь. Коротышки вдруг начали как-то странно разговаривать. Сперва немного странно, а потом всё страннее и страннее. И наконец заговорили совсем уж очень странно. Теперь-то, спустя много-много лет, ученые поняли, что это за болезнь была. Она была от вируса. Вирус попадал коротышке в голову через одно из отверстий, которые в ней имеются – нос, уши или рот. Вначале заболевшие коротышки разговаривали между собой примерно так:

– Привет!

– Пиврет!

– Дак кила?

– Чего??

– Я роговю дак кила, дак жопиваешь, не понтяно шо ли?

А сам заболевший не понимал, что неправильно говорит какое-нибудь слово, потому что вирус менял это слово у него в голове на другое, и коротышка думал, что оно всегда таким было. Сейчас-то коротышки-ученые поняли, как в голове, то есть, в мозгу, который находится в голове, слова хранятся. Они по специальным клеточкам сидят. Каждое слово – в своей клеточке. А клеточка-слово прикреплено специальными проводками ко всем буквам, что в этом слове есть. Например, ПАРОВОЗ привязан к П и А, и Р, и В, и так далее. И вот вредный вирус эти прицепки местами менял. И вместо ПА-РО-ВОЗ получалось ПА-ВО-РОЗ. А вместо КОЛ-БА-СА – КА-БЛА-СО. Но коротышка-то и сам не знает, что у него в голове делается. Клеточек-слов ведь очень и очень много. За всеми не уследишь! И если вирус перепутал буквы у нескольких, коротышка даже об этом и не догадывается, а говорит так, как слова у него в голове теперь по-новому записаны. Ведь голова – она как компьютер, а всем известно, какой ужас может выйти, если поменять байты с битами местами в каком-нибудь из файлов.

Так теперь бедные мерюкряндцы и разговаривали:

– Не прадва ли хоршоая поогда?

– Пока нигечо, но полсе одеба мжоет джоть пойти.

Вначале они очень расстраивались, но постепенно привыкли. Одни, когда их плохо понимали, стали себе помогать знаками. Например, показывать на небо и хмуриться – значит, дождь, а улыбаться – значит, солнце. Другие рисовали картинки. Правда, некоторые так рисуют, что пойди их пойми. Поэтому многие умные коротышки, чтобы не мучиться, стали просто меньше слушать других. Всё равно ничего не понятно – чего же слушать? А другие, еще более умные коротышки, сами стали говорить меньше.

Понятно, что с таким бедственным положением в стране строить башню стало невозможно. Да все про нее и вовсе забыли. Да и вообще кому она была теперь нужна, кроме некоторых орлов, которые вили на ее высоких уступах свои огромные гнезда?

Ни царь Невухоневротоневносор, ни его советники и ученые коротышки – никто не мог понять, откуда такая напасть пришла. Про вирусы в те времена не слыхали. Стали коротышки про себя говорить, что это царю наказание за то, что чужеземцев заставлял свое длинное имя произносить. Но как такое скажешь, когда ты говоришь, а понять тебя никто не может?

– Царь-то свосем нгалый стал, вот так ему и надо!

– Гечо-гечо? Нигечо не поминаю!

– Гечо, гечо… сам рудак!

– Это ты ругак, а я тебя не ругакал!

– А я тебя сечйас в мордак!

– Это я тбея в модрак!

Говорить становилось всё труднее, и малыши теперь предпочитали объясняться кулаками. А малышки – ногтями и волосами. А некоторые говорили, что это всё не из-за царя, а из-за башни.

– Силшком выоская она, и всеь поярдок в гоусдарстве растсроила, – говорили некоторые.

– Бог не выедржал и на Неврухосранодосора ралозился, – говорили третьи.

Эпидемия распространялась. Скоро во всем государстве не осталось ни одного здорового коротышки. Даже царь и его подданные, которые заперлись во дворце и никого к себе не пускали – всё равно заболели. И вот что интересно. Если один коротышка заражался от другого, то он перенимал от него все неправильные слова, которые уже есть у того, и говорил их точно так же, как заразивший. Это придворный ученый понял, которого звали Нарокотух. Но правда ли его так звали или нет – это теперь трудно выяснить. Потому что из ста двадцати четырех научных книг, которые написал этот выдающийся коротышка (и все от руки – ведь тогда еще книги печатать не умели), до нас дошли только три. И в одной он именует себя Нарокотухом, в другой Народобухом, а в третей Ноутбуком. Но почерк-то один и тот же! Знайка с доктором Таблеткиным, изучавшие его труды, пришли к выводу, что ученый во время их написания уже был не вполне здоров.

Так вот, этот Нарокотух или Народобух, или Ноутбук понял, как во дворец зараза попала. Притащил ее царский шут. Он, оказывается, тайно убегал по ночам из дворца, чтобы встречаться с одной малышкой. А эта малышка уже к тому времени была серьезно больна. Понять, что она говорит, было практически невозможно. Они с шутом объяснялись знаками. Говорят, шут ее очень любил. Какова же была его радость, когда он вдруг стал понимать буквально каждое слово своей возлюбленной! Понятное дело: инфекция передалась бедняге от нее…

Царь Невухоневротоневносор заразился прямо от шута, от царя заразилась царица, от нее – главная фрейлина, а потом уже и все остальные, потому что главная фрейлина была страшно болтлива. Каждое слово, которое она услышала за день от одного из обитателей дворца, она обязательно пересказывала всем остальным. А болезнь, как я уже говорил, передавалась через рот и через уши. Благодаря главной фрейлине, зараза распространилась так быстро, что никто даже не успел заметить, что он заболел, потому что и все остальные вокруг тоже заболели, и стали говорить точно такими же словами. А ведь никому из дворца выходить не разрешалось, так что все, кто там находились – а это была целая куча народу – по-прежнему разговаривали на одном и том же языке. Правда, теперь этот язык был понятен только им одним, да еще и знакомой шута, проживавшей где-то возле рынка.