Лёня Герзон - Приключения Никтошки (сборник)

– Так и сказал «очень да»?

– Так сказал!

– А ты?

– А я всё. Вышла. Говорила: «Спасибо, дальше вы будете работать с Барвинкой». А он спрашивал: «Почему не с вами?» А я говорила: «Она главная». А он говорил: «Жаль». И я вышла.

– Это просто какой-то гипноз.

– Наверно, я гипнозо… зор?

– Гипнотизёр.

– Да, гипнотизёр.

– Это их твоя красота гипнотизирует.

Бабаяга вздохнула. Ей бы не хотелось, чтоб так было. Она хотела просто разговаривать с коротышками, а не гипнотизировать их.

А поэт Пёрышкин встречал Бабаягу и раньше. Еще до того, как она стала мазаться гуталином и носить рваную одежду. Когда он в первый раз ее увидел, на улице Хризантем, малышка была в длинном розовом платье с белыми лилиями. Чистом и без дыр. Пёрышкин написал тогда одну из своих лучших поэм. Теперь почти каждый коротышка в Цветограде знает наизусть – если не всю поэму, то хотя бы кусочек. «О, эти белые лепестки…» – так она начиналась.

Барвинка послала Бабаягу открыть поэту дверь.

– Я бы хотела… – начала малышка, от смущения забыв поздороваться.

– Да!

– Мы бы хотели попорсить у вас…

– Согласен!

– Написать небольшие сти…

– Уже написал!

И Пёрышкин, который действительно сочинил стихи – едва он увидел прекрасную иностранку, отворившую ему дверь в сиреневом платье – стал их читать:

– Поджедите, поджедите! – остановила его малышка. – Вы же не знаете, про что вам надо писать стихи!

– Знаю!

– Послуйшате меня!

– О! Слушаю!

– Да нет же! Не смотрите на меня, а слуйшате меня, понятно? – не на шутку рассердилась Бабаяга. – Нам нужны стихи про животных!

– Про животных? – изумился Пёрышкин. – О да, конечно, как вы прикажете. – И он с грустью поглядел в зеленые глаза иностранки:

– Ос-та-на-влий-ва-тесь! – топала ногой Бабаяга, тряся поэта за плечо. – Останавлийватесь! Проходите в комнату. Вам там скажут, что нужно сочинять, они лучше меня знают языка.

В общем, поэт Пёрышкин сразу же согласился делать рекламу и стать вегетарианцем. Он даже с удовольствием съел две фаршированные горошины, запил их черничным соком и закусил ломтиками земляники, макая их в заварной крем. Всё это приготовила Кнопочка, чтобы приучить поэта к вегетарианской кухне.

«Молодец эта Бабаяга! – думала про себя Барвинка. – Так мы многих на свою сторону перетянем». Она заметила, что чем дольше не видит перед собой иностранку, тем лучше к ней относится. Но стоит той попасться Барвинке на глаза, как в ней словно закипает какой-то злой чайник. «Так нельзя, – старалась она убедить саму себя. – К каждому коротышке надо относиться по его поступкам, а не по внешнему виду. Ущемлять кого-то за то, что он красивый – это красизм. А красизм, расизм, сексизм, садизм – это всё безобразие. Мы должны перебарывать свои личные неприязни, иначе из цивилизованных коротышек мы превратимся в совсем диких».

Но почему-то эти слова, которые Барвинка сама себе повторяла – не вслух, разумеется, а про себя – на нее слабо действовали. Так и хотелось иной раз схватить эту мерюкрячку за ее рыжие волосы и ткнуть носом во что-нибудь… во что-нибудь очень нехорошее. Барвинка и сама не знала, во что.

А вегетарианское дело тем временем распускалось, словно почки весной. Через несколько дней Барвинка, Кнопочка, Пустомеля и другие активисты ЗВЕРЖа уже вовсю агитировали коротышек перестать есть мясо. Кнопочка действовала очень деликатно. Стоя на улице Орхидей или в каком-нибудь другом людном месте, она обращалась к прохожим со словами: «Простите, не могли бы вы уделить мне пять минут своего времени?»

На малышке был плащ, на котором спереди была нарисована плачущая корова, а сзади – повар с огромным ножом и испуганная курица, обнимающая своих цыплят. Уже один этот плащ мог кого хочешь растрогать, но всё же многие коротышки, завидев издали секретаря ЗВЕРЖа, сворачивали в переулок или переходили на другую сторону улицы. Другие пробегали мимо, стараясь не глядеть агитантке в глаза. (Так в Цветограде называли уличных агитаторов – агитантами).

Гнобик, который сам жил на улице Орхидей, выйдя из дома, демонстративно шел прямо на Кнопочку, словно это было пустое место. Малышке в последний момент приходилось отскакивать в сторону, чтобы широко шагавший Гнобик не разметал ее вместе с брошюрами и листовками. «Мы живем в свободной стране, – говорил Гнобик, – и каждый имеет право ходить по улицам, чтобы к нему не приставали».

Тем, кто спешил или не хотел слушать, Кнопочка раздавала листовки, в которых говорилось, что есть животных – нехорошо, потому что все живые существа имеют право на жизнь. «Представьте, что возле Цветограда появились инопланетяне, питающиеся коротышками, – говорилось в одной из листовок. – Каково бы нам пришлось, если бы они каждый день хватали по нескольку коротышек и готовили из них блюда для своих инопланетянских ресторанов?»

Еще Кнопочка предлагала брошюрки, где было написано, как правильно питаться и что коротышка вполне может обойтись без мяса, и это даже полезно для здоровья. Несмотря на то, что Кнопочка ни на кого не давила, многие и сами останавливались, брали у нее листовки и брошюры и разговаривали с ней. Кнопочке было очень приятно беседовать с разными коротышками. Она всегда вначале внимательно выслушивала их мнение и только потом, стараясь не оскорбить и не задеть, аккуратно высказывала свое. За это Кнопочку в городе уважали.

На бульваре Гладиолусов пахло осенью и выхлопными газами. Бабаяга с распущенными волосами, рыжими, как кленовые листья, бесплатно раздавала прохожим надутых гелием животных: баранов, цыплят и гусей. Они были легче воздуха и рвались в небо. На надувных животных были написаны рекламные стихи поэта Пёрышкина. Среди них было и такое:

Иностранка была чисто вымытая – никаких следов гуталина на щеках, ее прекрасные волосы расчесаны. На ней было замечательное белое платье, которое Бабаяге очень шло, зеленый платок на шее и в тон ему зеленые туфли на высоких каблуках.

– П-пожалйуста, н-не… не ешьте их, – запинаясь, произносила она заученную фразу, перед тем как вручить малышу гелиевую корову или поросенка. Иностранка ужасно стеснялась. Она все время краснела и кусала губы, а иногда даже пыталась грызть ногти. Но, ощутив во рту едкую горечь, тут же спохватывалась. Предусмотрительная Кнопочка, заметив у подруги эту вредную привычку, намазала ей пальцы горьким соком одуванчика.