Тамара Михеева - Лысый остров

— Ао! Гейо! — вскричал Вождь, и тут же тишина взорвалась бешеным ритмом — это заиграли десятки бубнов и барабанов. Началась невообразимая пляска, и мы еле усидели на месте — ух, как хотелось танцевать. Так анулейцы прогоняли обман из своего Города.

Когда костёр погас и люди стали расходиться по домам, к нам подбежал разгорячённый и счастливый Локи.

— Какой камень лежал на моей голове и на моём сердце! — сказал он. — Так трудно обманывать людей, которых любишь! А они мне всё простили, стоило мне вернуться. И за это я люблю их ещё сильнее!

Он заглянул каждому из нас в глаза.

— Вы сделали для меня то же, что и Посланник — спасли мою настоящую жизнь. Что вы попросите взамен?

Мы с Максимом рассмеялись, а Роська рассердилась:

— Нечего сравнивать нас с ним! — и увидев, как её гнев огорчил Локи, смягчилась. — Нам ничего не надо. Лишь бы ты был счастлив, Локи.

Уснули мы успокоенные и радостные. Завтра утром Хвосты и Локи проводят нас до Старого Города, мы сядем в свою «Ласточку» и — ура, Посёлок! Даже страшно подумать, что там творилось все эти дни.

А ночью случилось то, что опять перевернуло всё с ног на голову. Сбежал Игорь. Он поджёг палатку, взорвал беседку Отцов и часть городской стены и устроил настоящий фейерверк в Городе. Видимо, у него был запас взрывчатки, петард и ракетниц, чтобы при случае было чем удивить или напугать анулейцев. Вот ими-то он и воспользовался, чтобы поднять панику в Городе. От палатки заполыхали кусты и деревья, загорелась пожелтевшая на жарком солнце трава. Если бы дома анулейцев были не из камня, то к утру от Города осталось бы одно пепелище. Лес вокруг Города был охвачен пожаром, и много бы его сгорело, если бы не внезапно начавшийся ливень. Этот ливень стоял стеной два дня. Трудно, наверное, пришлось Игорю в лесу.

Эти два дня никто не приходил к нам в чудом уцелевший шалаш, даже еду не приносили, и от голода сводило желудок. Шалаш стал протекать, и, как мы ни старались найти сухое место, к вечеру второго дня всё было мокрое внутри и снаружи. Впрочем, наружу нас не пускали. У входа опять застыли Хвосты, их поливал дождь, но они даже не переговаривались между собой, стояли, как каменные идолы, а когда Максим попытался выйти из шалаша, молча скрестили перед его носом свои здоровенные дубинки. В туалет приходилось выбираться через ход в задней стенке шалаша, который мы с Максимом проделали, но и он стал известен Хвостам. После первой же вылазки нас поймали, и по этому делу мы ходили теперь с провожатыми.

Мы ничего не понимали и негодовали.

— Может, они дождя боятся, как вертолёта? — предположила Роська.

— Да плевать я хотел! — взорвался всегда спокойный Максим. — Я домой хочу! Помыться, поесть и вообще: меня шуршуны ждут!

— И научные достижения… — закончил я.

Я тоже хотел поесть и помыться. И меня мама ждала. И папа. И Гаврюша.

Всё объяснилось, когда кончился дождь. Пришёл Локи — мрачнее тучи, с запавшими, потемневшими глазами. Встал посреди шалаша, опустил голову и смотрел куда-то вбок.

— Все люди были сегодня в доме Вождя. Одни кричат, что Дождь разгневался на нас за то, что так обошлись с его Посланником. Другие кричат ещё громче, что Дождь спас нас от злого огня, который выпустили на волю. Но есть такие, которые кричат громче всех. Они говорят, что Боги сердятся за то, что чужеземцы остались в Городе. Вождь не знает, как успокоить народ.

Локи всхлипнул.

— Вождь сказал: отправим чужих детей к Богам, пусть сами разбираются.

«Отправим к Богам»?! Это… Это как Локи тогда? На костёр! Этого не может быть!

— Не имеете права! — крикнул я. Роська с Максимом молчали.

— Раньше я думал, как все, — сказал Локи.

— Но теперь я знаю, что отправиться к Богам — это умереть. От огня умирают так же, как от стрелы и от подлой змеи. Ты же сам говорил, Максим.

Но Максим не слушал. Он возился с чем-то у стены шалаша, что-то бурчал себе под нос, будто уговаривая, а когда развернулся к нам, пустые ладони его словно держали кого-то. И мы услышали знакомое шуршание, похожее на шелест полиэтиленовых пакетов.

Больше всех удивился Локи. Во все глаза смотрел он на ушастого-пушистого-шуршащего на коленях у Максима. Максим его гладил и мурлыкал:

— Ты мой Репейник, умница! Как же ты меня нашёл?

— Почему Репейник? — удивился я.

— Да привязался ко мне, как репей, — тихо и радостно засмеялся Максим. — С первых же дней по пятам за мной ходит. Даже ночью в кровать пробирался, уляжется в ногах и…

— А я-то думала — что у нас так шуршит в комнате?! — возмутилась Роська. — Ты же клялся Веронике, что не приносишь их в дом!

— Я и не приношу. Он сам.

Максим гладил шуршуна Репейника от носа до хвоста, и шуршание становилось тихим и ласковым, как мурлыкание котёнка. Сам Репейник стал видимым, как только очутился у Максима в руках, но стоило кому-то из нас протянуть руку, он тут же становился невидимым. Это так впечатлило Локи, что он тут же признал шуршуна божественным зверем, а Максима, конечно же, полубогом, покровителем зверей-невидимок.

— Вождь хочет видеть вас, — прозвучал над нами голос неслышно вошедшего Хвоста.

— Надо же, — проворчал Максим, — ты, оказывается, умеешь говорить!

Он по-прежнему прижимал к себе Репейника, но никто теперь его не видел и даже не слышал.

Нас привели в обвалившуюся беседку Совета, но на этот раз там был один Вождь. Он сказал сурово:

— Мне очень жаль, что я вынужден изменить слово, сказанное мною на последнем Совете, но Вождь не может препятствовать решению народа. Завтра, в час Солнца, на коло разведут священный костёр, который проводит вас к Богам. Пусть Боги вас рассудят. Довольно с нас чужаков! От вас одни несчастья! То умирают ведун и самая красивая девушка, то мор, то огонь и дождь! Когда вы оставите нас в покое?

На лице Вождя были и гнев, и боль, и усталость.

Вернувшись от него в свой просохший шалаш, мы даже не обсуждали свалившуюся на нас беду. Кажется, наше приключение может плохо кончится.

После захода солнца опять пришёл Локи. Мы слышали, как он спорит с Хвостом, доказывая ему, что ведун может пройти к пленникам, несмотря на то, что Вождь приказал никого не пускать.

— Я должен приготовить их к встрече с Богами, — сказал он, наконец, твёрдо и, проскользнув под рукой Хвоста, оказался в шалаше. Хвост не посмел его выгнать. Локи поманил нас к себе и, когда мы сели тесным кругом, сказал шёпотом:

— Ночью я уведу отсюда, но только одного. Я дам Хвосту сон-траву, он уснёт, но заставу у стен Города всем не пройти. Один сможет нарядиться Биром и пройти со мной. Но все не смогут. Хвосты догадаются. Кто пойдёт со мной?

Мы с Максимом переглянулись и дружно сказали:

— Роська.