Юрий Хазанов - Кап, иди сюда!

— Какое у вас ружьё? — спросил Омар.

— Сейчас совсем, темно будет, ребята, — сказал лесник. — Меня Даа́й зовут. Шари́пов фамилия… Ко мне пойдём. Здесь недалеко. Накормлю вас…

— Мы не хотим есть, — сказал Зульфукар. — Нас Алиев знаете как…

— Темно будет, — повторил лесник. — Всё равно дороги не найдёте. Зайдём ко мне, а потом вас провожу.

— Спасибо, — сказал Серёжа. — А как же павлины?

— Подумаем, — сказал лесник и поправил ружьё. — Пошли.

Уже в темноте подошли они к дому лесника.

— Назад! — крикнул Даай огромной овчарке и провёл ребят в дом.

…Зульфукар оказался неправ: когда на столе появился горячий хинкал — чесночный суп с томатами и огромными клёцками, — а рядом мясо, ребята быстро позабыли о щедром угощении у Алиева и стали усердно прихлёбывать суп, макая в него куски баранины.

Вдруг Омар чуть не подавился. Его друзьям грозило то же самое, если б и они в этот момент набрали полный рот хинкала. Потому что совсем рядом, чуть не под окном, раздался громкий противный павлиний крик.

— Они сюда пришли! — закричал Абдулла. — Ребята, бежим! Дядя Даай, помогите!

— Постойте, — сказал Даай и улыбнулся в бороду. — Никуда не торопитесь. Они не уйдут.

— Почему? — спросил Омар, когда проглотил, наконец, кусок.

— Они давно у меня живут, — сказал Даай. — Если бы я знал раньше про то, что вы рассказали…

— Значит, можно взять? — спросил Серёжа.

А Зульфукар просто сказал:

— В Африке гориллы, в Африке слоны.

— Да-а, — сказал Омар. — А как мы возьмём? Под мышку, что ли?

— Я вам пришлю, — сказал Даай.

— Нет уж, знаем! — сказал Абдулла.

— Слово горца — привезу! — сказал Даай. — И в аптеку жаловаться не придётся. А теперь вот что… — Он посмотрел на часы. — Я ухожу в аул: поговорю с председателем, чтоб машину завтра дал, и телеграмму пошлю в город. Срочную. Давайте чей-нибудь адрес… Какую? Такую: «Серёжа Омар Зульфукар Абдулла ночуют колхозе не беспокойтесь завтра приедут павлинами». Ясно? Можете пока приёмник включить.

И он ушёл.

— Дома не поймут, — сказал Омар, — какими павлинами.

— Ничего, — сказал Зульфукар. — Когда на машине приедем да привезём, сразу поймут. Хуннинга́мия ланцетная.

— Хулиганил, — сказал Омар.

— Чего смеётесь? — ответил Зульфукар. — Думаете, это так, чепуха какая-нибудь или ругательство? Это ёлка в Ботаническом саду, в Батуми. Мне отец рассказывал…

Когда лесник Даай вернулся из аула, по радио передавали концерт по заявкам моряков, а ребята спали.

Шла пятая репетиция сценки из жизни на Марсе. Марсианин Витька говорил марсианке Алле, что ему неправильно поставили двойку по марсианскому. Потом вбегал марсианин Калугин и сообщал, что к ним в гости прилетели земляне. Гости сразу же появлялись с песней: «На пыльных тропинках далёких планет останутся наши следы», и все начинали знакомиться и танцевать. Марсиане рассказывали людям, что у них тут очень холодно, потому что они старше Земли и давно остыли, но они не унывают. Человек Петька спрашивал, растут ли на Марсе овощи, и показывал изумлённым марсианам картошку и морковь с лагерного огорода. И тогда все пели песню про картошку, которая объеденье.

Артисты играли уже в костюмах — в шлемах и в длинных, подпоясанных балахонах из матрацных мешков с буквами «М» и «3». И когда земляне поворачивались спиной, они были похожи на футболистов, выступающих под номером третьим.

— У нас тут очень много каналов, — говорила марсианка Алла, — мы по ним ездим в школу и в кино. Завтра мы устроим для вас прогулку по каналу на теплоходе «Марс».

Потом марсианин Калугин начал читать приветственные стихи:

— Памятная дата, — тихо подсказала вожатая Вера.

— Это памятная дата, — повторил марсианин Калугин. — Это памятная дата…

Но четвёртую строчку он всё равно забыл.

— Всё время так! — крикнул марсианин Витька. — Он нарочно, я знаю! Потому что стихи придумал я.

— Мы же условились, — сказала вожатая Вера, — что пьесу придумывали все вместе. Никаких «ты» и «я».

— А чего же он? — сказал Витька. — Я ведь не забываю, что другие придумали…

— В школе я хорошо запоминаю, — сказал Калугин. — А тут… Стихи такие — никак не запомнишь.

— Не стихи, а артист! — крикнул Витька. — Гнать таких артистов надо!

— Ты тоже из себя не строй… марсианского поэта, — сказал Калугин. — Видали мы.

— Перестаньте, — сказала Вера. — Продолжаем репетицию.

— Да… чего он? — сказал Витька. — Думаете, я не умею? И лучше умею.

— Поехали дальше! — крикнул Петька и снял шлем, потому что очень жарко летом быть космонавтом.

— Объявления ты писать умеешь, — сказал Калугин. — Это действительно… «Сегодня в столовой шахматный турнир…» А больше ничего не умеешь…

— Перестаньте, — сказала Вера.

— Зря ты это, Калугин, — сказала Алла и тоже сняла свой марсианский шлем. — Я недавно читала… знаешь, какие стихи он написал. Мне Марина показывала…

— Это не я писал! — крикнул Витька и почувствовал, что краснеет под своим марсианским шлемом, как самый обыкновенный человек.

— Нет, ты, — сказала Алла. — Я сама видела. Мне Марина…

— Он в неё влюблён, — сказал Калугин.

— Перестаньте, — сказала Вера. — В вашем классе ещё не влюбляются.

— А с какого класса можно? — Это Петька спросил.

— Марсианский жених! — закричал Калугин.

А Витька подскочил к нему и стукнул по марсианскому шлему.

— Немедленно прекратите! — сказала Вера. — Витя, ты себя не умеешь вести. Я жалею, что включила тебя в список участников…

— Ну и не надо мне вашего списка! — сказал Витя. — И вообще не надо…

Он повернулся и пошёл.

— Ты куда? — крикнул ему Петька.

— Витя, вернись! — Это голос Веры.

— Витя! Ты что? — Это Алла кричит.

И тогда Витька побежал. Как был, в костюме. Он выбежал за калитку, в поле, обогнул овраг. Бежал сначала быстро, потом уже совсем медленно.

«Посмотрим, как без меня сыграют, — думал он. — Дразнятся ещё… Зачем всем показывать? Если тебе написали, ну и читай сама. А Калугину больше всех надо… И Петьке тоже. Сям он жених…»

Защипало глаза, и в шлеме стало очень жарко. Витька откинул его и продолжал идти. Вот и роща. Он нырнул в кусты и почувствовал облегчение — раньше ему казалось, что в спину всё время смотрят.

«Увидим ещё!» — повторял он про себя и всё шёл и шёл, отгибая ветви, поддевая ногами шишки и сухие сучья.