Луиза Олкотт - Юность Розы

— Бог с тобой, дитя мое, что ты говоришь? — рассмеялась Роза, с удивлением глядя на своего маленького рыцаря, который прижимался к ней с чувством глубокой благодарности.

— О! Я слышал, как тети говорили, что вам лучше всего выйти за кого-нибудь из нас, чтобы состояние осталось в семье. Так вот, я первый говорю вам об этом, потому что вы меня любите, а мне очень нравятся ваши локоны.

Увы, Джеми! Едва эта ужасная речь вырвалась из его невинных уст, как Уилл и Джорджи стремительно вытолкали его вон, и жалобные крики долго еще раздавались из комнаты пыток, где он был заключен в сундук, в котором когда-то хранился скелет, — одно из самых мягких наказаний, которым его подвергали братья.

Все прочие выглядели немного сконфуженными, но смущение скоро прошло, потому что Роза, со странным выражением на лице, которого кузены никогда прежде не видели, распустила их короткой командой: «Вольно! Смотр кончен», — и пошла к Фиби.

— Проклятый мальчишка! Вы должны запирать его или заклепать ему рот, — горячился Чарли.

— За ним надо смотреть, — ответил бедный Арчи, который заботился о воспитании младшего брата так же, как всякий добрый родитель или воспитатель.

— Все это очень неприятно, — бормотал Стив, чувствуя, что и он сегодня был не на высоте.

— Правда всегда выходит наружу, — резко и со странной улыбкой заметил Мэк.

Почувствовав какое-то напряжение, дядя Алек предложил заняться музыкой, и молодежь охотно поддержала его идею.

— Мне хотелось, чтобы вы послушали обеих моих птичек, потому что они обе сильно продвинулись в музыке, и я горжусь ими, — с этими словами доктор повернул стул и вытащил старую нотную тетрадь.

— Я буду петь первая, потому что после соловья вы, наверное, не захотите слушать кукушку, — сказала Роза, желая приободрить Фиби. Бедная девушка чувствовала себя в старом доме довольно скованно и по большей части молчала, вспоминая те дни, когда ее место было на кухне.

— Я спою одну из тех старинных баллад, которые вам так нравились. Кажется, эта была любимая.

Роза спела очень недурно, но до совершенства ей было далеко. По случайности это были «Березы Эберфельди». Это живо напомнило девушке то время, когда Мэк был болен, а она ухаживала за ним. Воспоминание это было очень отрадно, и Роза невольно обвела глазами комнату, ища его. Мэк сидел неподалеку в хорошо знакомой позе: верхом на стуле, оперев голову на руки. Так он сидел, бывало, когда кузина старалась рассеять его меланхолию. Теперь же грусть навеяла ему песня. Девичье сердце смягчилось от этой картины, и она решила простить хотя бы его, если не остальных: она не сомневалась, что Мэк уж точно не строил никаких корыстных планов относительно ее состояния.

Чарли скорчил задумчивую физиономию и с трогательным восторгом устремил на кузину свои прекрасные глаза. При виде этого Роза едва не засмеялась, хотя изо всех сил старалась не замечать усилий Принца. Ее и забавляло, и сердило его очевидное желание напомнить о некоторых сентиментальных эпизодах последнего года их детства. Юноша явно пытался превратить детские шутки, как она их называла, в нечто романтическое и серьезное. Роза была еще очень молода, однако к любви относилась серьезно и вовсе не собиралась даже кокетничать со своим красивым двоюродным братцем.

Итак, старания Чарли пропали даром, отчего он был несколько не в духе. Однако и он забыл обо всем на свете и загляделся на Фиби, когда та начала петь.

Все были поражены. Два года заграничной жизни, употребленные на усовершенствование таланта, сотворили чудо. Прекрасный голос, прежде весело раздававшийся над кастрюлями и горшками, теперь разнесся по комнате нежной мелодичной волной и произвел чрезвычайно сильное впечатление на слушателей. Роза сияла от гордости, аккомпанируя подруге. Фиби же оказалась в своем собственном мире, где нет места для грустных мыслей о приюте или кухне, о ее невежестве или одиночестве, в том мире, где она могла быть сама собой и властвовать над другими, благодаря волшебной силе таланта.

Да, Фиби была теперь сама собой, и эта перемена обнаружилась при первой же взятой ею ноте. Исчезла застенчивая и молчаливая хорошенькая девушка. Вместо нее у рояля стояла блестящая женщина, полная жизни и неповторимо талантливая. Сложив руки, она устремила взор вдаль, а песня лилась из нее так легко и свободно, словно к солнцу воспарил жаворонок.

— Право, Алек, вот голос, который способен покорить не одно мужское сердце, — проговорил дядя Мэк, вытирая слезы, выступившие на глазах во время пения трогательной баллады, которая никогда не состарится.

— Так оно и будет, — ответил доктор Алек с восторгом.

— Так оно и есть, — прибавил Арчи про себя, и был прав, ибо в эту минуту он полюбил Фиби. В четверть десятого он считал ее прелестной молодой особой; через пять минут она была для него самой очаровательной женщиной, которую он когда-либо видел; еще пять минут — и она превратилась в ангела, пение которого пленило его душу. В половине десятого он был уже погибшим человеком, плывущим по прекрасному морю к тому божественному острову Любви, куда обыкновенно пристают влюбленные.

Серьезный и деловой Арчи внезапно обнаружил столько романтики в глубине своего сердца, прежде всегда послушного и трезвого, что сам был поражен. Он еще не мог осознать, что случилось, и сидел в каком-то оцепенении, не видя и не слыша ничего, кроме Фиби.

Между тем ничего не подозревавший предмет его обожания скромно принимал восторженные похвалы, считая их неполными, потому что мистер Арчи так и не произнес ни слова.

Такова была одна неожиданность этого вечера. Другая же заключалась в том, что Мэк сказал Розе комплимент, до такой степени странный, что произвел ошеломляющее впечатление, хотя и был услышан только ею.

Все разошлись, только в кабинете дядя Мэк-старший обсуждал с доктором Алеком какие-то дела. Тетушка Изобилие пересчитывала чайные ложки в столовой, Фиби, как раньше, помогала ей. Мэк и Роза остались в гостиной одни. Он в задумчивости стоял, опершись о камин, а Роза сидела, откинувшись в низком кресле, и в молчании смотрела на огонь. Она устала и наслаждалась тишиной, Мэк тоже не хотел ее нарушать.

Вскоре Роза почувствовала, что кузен пристально смотрит на нее сквозь очки, и, не меняя позы, обратилась к нему с улыбкой:

— Вы смотрите так глубокомысленно, как филин. Хотела бы я знать, о чем это вы думаете?

— О вас, кузина.

— Надеюсь, что-нибудь хорошее?

— Я думаю о том, что Ли Хант [2] Джеймс Генри Ли Хант (1784–1859) — английский публицист и поэт, восторженный поклонник поэзии Китса и Шелли. был прав, сказав, что «девушка есть самое прелестное существо, какое только создал Бог».