Юлия Кузнецова - Выдуманный Жучок

— Прекратите, Ирина! Врачи — народ суеверный. Давайте решать проблемы по мере возникновения.

— А как вам кажется, Игорь Маркович, получится у вас эндоскопия? Как бы хотелось избавиться от шунта!

— Ирина, мы будем использовать любую возможность, чтобы избавиться от шунта. Но решать проблемы будем по мере поступления. Что у нас сейчас?

— Почистить зубы!

— Знаешь, Натали, в пять месяцев ты не была такой капризной. Зубы почистить не требовала.

— Конечно! У меня же их не было!

— Игорь Маркович! А она точно заснёт при мне? Когда мы оперировали глаза, она не заснула, и…

— Ирина! Как можно быть уверенным? Снотворное всегда по-разному действует. Всё, ушёл готовиться к операции. И вы готовьтесь.

— Да что я могу сделать?

— Быть с Натали.

— Мам! Ну, мам!

— Что? Извини.

— А почему он меня Натали называет?

— Потому что относится к тебе по-особенному. Ты для него особый случай. Попала к нему с такой травмой, что…

— Ты, что, реветь вздумала?!

— Нет.

— Мам, а ты его не любишь?

— Кого?!

— Игоря Марковича.

— Почему?

— Ну, он всё время тебе отказывает. «Не могу сказать», «трудно что-то пообещать»… Как будто правду скрывает.

— Таша, я на него молюсь.

— Да ладно! Ты не умеешь молиться!

— Все умеют.

— Никогда не видела, чтобы ты молилась.

— Потому что в это время ты… тебя…

— Ну вот, опять ревешь. Потому что, пока ты молишься, меня оперируют? Просто кивни. Ясно. А что ты просишь у Бога? Чтобы всё хорошо закончилось? Или чтобы поскорее выписаться и голову под нормальным душем помыть?

— Нет. Чтобы не стало хуже.

— Как это? И вообще, они помогают, молитвы эти? Хоть раз мне стало лучше?

— Стало не хуже. Рассказать? Странная история была. Про анализ.

— Сколько мне было?

— Как раз пять месяцев. Тебе тогда шунтик поставили, и ты прямо вся сияла от радости. Сразу было понятно — на мозг ничего не давит. Нас уже из интенсивки в общую перевели, и вдруг Игорь Маркович прибегает.

— Прямо — прибегает?

— Да. Руки дрожат, в них — бумажка. Но мне не даёт. Подходит к тебе и шепчет: «Она гулит?». Я говорю: «Сейчас — нет. Но только что гулила». «Это невозможно, — говорит Игорь Маркович, — если у неё в голове…» И в бумажку смотрит. «Что-то с анализом?» — испугалась я. Он погладил тебя по руке и говорит: «Какие у вас ослики Иа-Иа на одеялке замечательные нарисованы!». Мне совсем плохо стало. Что, говорю, там в анализе? Понимаете, говорит, такое может быть, если мы, когда пункцию брали, попали в гнойный карман. Но у Натали нет гнойных карманов в голове. А может, говорю, в лаборатории напортачили? Может, говорит. Хотя, говорит, нет, такого не бывает.

— А почему тогда плохой анализ?

— Не знаю. И Игорь Маркович не знал.

— И что делать решил? Новую пункцию?

— С каждой новой пункцией могут занести в мозг инфекцию. Решили подождать. «Лучший анализ, — сказал Игорь Маркович, — её настроение». А когда он ушёл, я начала молиться. Я просила Бога только о том, чтобы не стало хуже. И через несколько дней нас выписали.

— С плохим анализом?!

— С отличным анализом, если иметь в виду твоё настроение. Ты при выписке обмусолила Игорю Марковичу весь стетоскоп. Так что Игорь Маркович научил меня смотреть на человека, а не на бумажки. Это здорово помогло потом, когда мне бестолковые врачи попадались и предлагали тебя лечить от всего на свете только потому, что у тебя такой диагноз в карте написан.

— Так, девочки, комарики прилетели.

— Тося! Я же сто раз просила: не надо про комариков!

— Прости, Ташуня, переворачивайся, снотворное кольнём.

— Комарик! Вы меня, Тося, своим комариком к кровати, как бабочку, пришпилите. И придётся меня на операцию вместе с кроватью тащить. Мам, ты чего?

— Ох, прости. Я… Не могу смотреть.

— А вы, мама, и не смотрите!

— Тось, не получается.

— Ай, мам!

— Что, больно?!

— Да нет, ты моего Жучка чуть не раздавила!

— Где он?

— Да вон! За тобой, на спинке стула! Подвинься. Вот так лучше!

— Всё, девоньки, готово.

— Как быстро! Таша, а где Жучок-то?

— Уполз. Комарика Тосиного испугался. Спать совсем не хочется.

— А ты попробуй.

— Расскажи ещё чего-нибудь. Про Игоря Марковича.

— Помнишь Жеку?

— У которого подозрение было на злокачественную?

— Да. Сколько ему было? Года четыре, не больше. У него мама строгая была, не то, что я. Жека нахимичит в коридоре с пацанами, а она — ну лупить его и орать. А ему — всё нипочём. Она бодрая, громогласная, в грязном халате. Говорю: «Купи халат себе, что в казенном ходишь? Их же не стирают». А она: «Если злокачественную подтвердят, куплю». Им и подтвердили. Мама в один вечер поменялась. Стала шёпотом говорить, у Жеки прощения просить и на закорках его таскать. Жека от неё аж в интенсивке прятался. Её тогда Игорь Маркович в коридоре остановил и спросил: «Вот если на вас всё время кричать, а потом вдруг засюсюкать, вам бы это понравилось?». Она говорит: «Конечно». А он: «Нет. Вы бы заподозрили, что плохо ваше дело. А дети чувствуют всё гораздо тоньше». А она: «Я не могу на него орать. У него же опухоль». Игорь Маркович: «И не надо. Как обычно, с ним обращайтесь. В нашем деле излишне жалеть вредно. А она: «Я хочу измениться! Стать лучше для него!». А он: «Смените халат. Чистый халат — чистые мысли».

— Прямо как философ из учебника. А-ах…

— Зеваешь?

— Не дождёшься. Не хочу засыпать.

— Не вредничай, а? Давай ещё расскажу про Игоря Марковича?

— Расскажи про реанимацию.

— А ты откуда про неё знаешь?!

— Ты с папой вчера по телефону вспоминала. Я, правда, была в реанимации? Круто.

— Чего крутого-то?

— Ну, что я, как Анька, в реанимации побывала.

— Таш, не могу я прямо перед операцией… Хотя, ладно. Расскажу. Тогда Игорь Маркович мне самый главный урок преподал. Тебе только поставили самый первый шунт.

— В месяц?

— В месяц. Нас из педиатрического в нейрохирургию перевели. Сделали операцию. Приносят тебя крошечную, белую, ледяную после наркоза, с синими губами. Меня страх пробрал до костей. А медсестра сразу кричать, что, мол, я за мать такая, что не догадалась ребёнку шерстяные носочки взять, чтобы ножки согреть. Грейте, кричит, руками! Я стала греть. Смотрю — грудка у тебя как-то странно приподнимается. Говорю медсестре робко: «Она как-то дышит… неравномерно». А мне в ответ: «За своими делами лучше бы следила и носки не забывала». Ну, стыдно стало. Прошёл час. Пришли педиатры из нашего отделения. Какая, говорят, белая она у вас. Ну, ничего, отойдёт, поите. Я говорю: «Она же в себя ещё не пришла, как поить-то?» Ну, придёт, говорят. Послушали тебя и пошли. А я вдогонку, шёпотом, чтобы сердитая медсестра не услышала: «Она как-то дышит неравномерно». Они вернулись, ещё раз послушали, и вдруг как забегали! Так страшно было, Таш, прибежал Игорь Маркович, схватил тебя и побежал куда-то. Ужасно было смотреть, как он со свёртком мчится.