Меджид Гаджиев - Друзья Мамеда

Гамид подтолкнул меня к баллону и пригнул немного вниз мою голову. А Иса так пустил струю кислорода, что она била мне прямо в лицо. Струя была и вправду очень свежая и прохладная. Мне показалось, что я очутился где-то в горах высоко, у самых снегов. Там бывает такой прохладный и свежий воздух.

— Ну что, — спросил Иса, — теперь не будешь больше хныкать?

Но мне все равно это не нравилось, и я сказал:

— Зря вы это затеяли.

— Да мы уже сколько раз так пробовали, — отвечал Иса. — И ни разу ничего не случилось. Не бойся, пожара не будет.

— Пожара не будет, говоришь? — раздался рядом с нами голос Петровича. (Мы и не заметили, как он подошел.) — Ну и молодцы, ну и ударная бригада! — Петрович быстро закрыл кран баллона. — Кто ж это вам разрешил так расходовать кислород? И ты, Мамед, такое себе позволяешь, а еще комиссар.

«Комиссар! Откуда он узнал, что меня так прозвали ребята, — подумал я. — Вот он какой, Петрович. Всегда занят работой, озабочен, а сам все видит и знает». А он продолжал нас ругать, ругал он всех троих. Ну, а я, конечно, не мог же ему сказать, что я тут ни при чем. Я не хотел, а Гамид и Иса меня заставили. Я только сказал:

— Мы никогда больше не будем так делать.

Петрович посмотрел на Ису и Гамида. Они молчали. Я подмигнул им, чтобы они тоже извинились. Но Гамид сделал вид, что он не понимает меня, а Иса отвернулся, словно не о нем шла речь. Это меня очень рассердило. Сами сделали нехорошее дело, поступили как бараны, которые топчут покос, а теперь делают вид, что ничего не понимают. На счастье, Петровича кто-то окликнул. Он заспешил и не стал больше говорить с нами. Бросил только:

— Ладно, чтобы это в последний раз было. Пора оставить баловство. Не маленькие.

Петрович ушел, а я набросился на Гамида и Ису:

— Это вам так не пройдет! Обязательно скажу Лене и другим ребятам тоже. Вот увидите, как они посмотрят на это.

Я сам нисколько не сомневался, что им здорово попадет от ребят. Видно, и Гамид с Исой поняли, что им влетит. Оба присмирели и сказали, что признают свою вину. Гамид, по-моему, говорил искренне. А Иса пробормотал что-то, а сам смотрел исподлобья, словно придумывал, какую устроить каверзу. Давно мы с ним не ссорились, с Исой. И я к нему совсем по-другому стал относиться. Но тут я вдруг вспомнил прежние обиды, а может, и не вспомнил, а просто здорово разозлился и решил, что больше не позволю Исе командовать. Если виноват, пусть по-настоящему это признает. Я подступил к нему и сказал:

— Что ты еще бормочешь? Или у тебя языка нет? Как спорить — ты вон какой говорливый, а тут вдруг онемел. Ну, говори как следует.

Гамид тоже стал на мою сторону.

— Ладно тебе, — сказал он. — Виноваты, что же спорить?

— А я что? Я и не спорю, — сказал Иса, на этот раз, как мне показалось, уже по-честному.

Приходя в общежитие после работы, мы первым делом включали радио. Слушать голос диктора было очень приятно. Каждый день он сообщал какую-нибудь радостную весть. Фашистов били по всем фронтам. То и дело торжественный голос диктора извещал, что советские войска освободили какой-нибудь город. И от наших краев их уже прогнали далеко. Мы все чаще и чаще вспоминали наше училище, говорили о том, что скоро, наверное уже скоро, отправимся в обратный путь. Какие это были хорошие разговоры! В один прекрасный день подадут состав и мы погрузимся и поедем. И бомбежки не будем бояться. Говорят только, что фашисты оставили после себя сожженные и разрушенные города, уничтожили заводы и фабрики. Все это надо будет восстанавливать. Теперь мы были рады, что приобрели новые профессии. Они пригодятся на стройке.

Вечером мы сидели в общежитии возле печки. И, хотя в комнате было тепло, понемногу подбрасывали в огонь дрова. Иногда в печи раздавался громкий треск. Казалось, кто-то стреляет там. Это лопалась кукуруза, которую мы пекли на огне. Кукурузу — целый мешок початков — притащил нам в подарок наш Коста Фунтич, которому привез гостинец брат, приехавший с юга. Это было очень приятное занятие — печь кукурузу и потом грызть теплые зерна. Как давно мы не пробовали этого лакомства! Ведь в Сибири кукуруза не росла. И, конечно же, мы разговаривали о скором отъезде, мечтали о том, что наконец повидаем своих родных.

Вдруг на заводе громко завыла сирена. Мы мгновенно вскочили. Мы не поняли сначала, в чем дело. Тревога? Но здесь, в глубоком тылу, и в более тяжкие времена не бывало ни налетов, ни бомбежек. Здешние жители никогда не слыхали тревожного воя сирен. Даже мы о нем забыли в последнее время. Что же это такое?

— Наверное, авария, — сказал кто-то.

И сразу же несколько голосов подхватило:

— Авария!

Мы бросились во двор. Да, на заводе случилась беда. Издали было видно пламя, просвечивавшее сквозь окна в том корпусе, где мы в последнее время работали. Клубы дыма вились и ползли по наружной стене. Не сговариваясь, мы бросились к заводу. Сирена умолкла. Но когда мы подбежали к горевшему корпусу, то услышали громкий голос Петровича. Он кричал в рупор, повторяя одно и то же много раз:

— Всем выйти из помещения! Всем покинуть корпус! В пламени находится баллон с кислородом! Возможен взрыв! Всем немедленно покинуть помещение!

Вниз торопливо спускались рабочие. Доносились тревожные голоса, крики. Кто-то отдавал какие-то распоряжения. Бегали люди, тащили песок и лопаты. Мы с Леней очутились у входа в корпус. Отсюда было видно, как на площадке второго этажа пляшет пламя.

— Баллон, — тревожно говорил Петрович, опустив рупор.

Все уже покинули корпус. И несколько человек, взявшись за руки, старались оттеснить толпу подальше от корпуса.

— Баллон, — повторил Петрович. — Еще немного, и пламя доберется до него.

— Сейчас приедут пожарные.

— Будем надеяться.

— А что, если опоздают и пламя доберется туда раньше, чем они приедут? — спросил Леня, протиснувшись к Петровичу.

Тот в ответ досадливо махнул рукой.

— Что? Взрыв — вот что! — сказал чей-то голос. — Может так ухнуть, что котел разлетится! Тогда пиши пропало. Все насмарку.

— Ну где же пожарные? — нетерпеливо оглядываясь, спрашивал Петрович, ни к кому не обращаясь.

Было видно, что он очень нервничает. Он так и держал в одной руке рупор, а другой то и дело проводил по глазам, словно ему было больно смотреть на горящий корпус. Пламя неровным красноватым светом освещало его лицо, четко обозначив морщины.

— Знаете что! — крикнул Леня. — Надо оттащить баллон на другой конец площадки!

Петрович ничего не ответил, только опять махнул рукой. Ведь огонь подползал уже к тому месту, где лежал баллон, и взрыв мог произойти в любую минуту. Но Петрович не успел ничего сказать, как Леня нырнул под руками людей, оцепивших корпус, и бросился к выходу.