Всеволод Нестайко - Чудеса в Гарбузянах

На какой-то миг, честно говоря, заколебался. Да тут вспомнил волшебный талисман, лягушачью лапку, и словно меня кто-то холодной водою из колодца облил.

«Нет, — говорю, — спасибо, ничего мне не надо».

«Ну и поросенок ты, Сашка Непорожний, Цыган по-уличному, пятиклассник. К тебе всей душой, как к родному, а ты…»

Глаза у царя и у царицы сразу стали холодными, будто льдинки. И лица окаменели и стали уже не как из ваты, а как из мрамора.

«Знаете, — говорю, — вы лучше мне не мешайте, а то время идет, а мне еще надо вон сколько бурьянища вырывать».

И, не обращая на них внимания, снова взялся за работу.

Рву бурьян, а сам краем глаза на царя и на царицу поглядываю.

Вижу — шепчутся о чем-то, советуются. Потом, видно, к какому-то общему решению пришли. Царица рукою махнула: «Давай!» Царь Добрило, будто старая бабка-шептунья, пошептал себе под нос какое-то заклинание, сплюнул на четыре стороны, дунул, плюнул, на одной ноге крутанулся…

Я бурьян — дерг, а вместе с землей с корней золотые монеты как посыпятся. Тьфу! Я другой бурьян потянул, а он прямо в моих руках в хоккейную клюшку превратилась. С автографами чемпионов мира, игроков нашей сборной… Вот!

«Да не надо! — кричу. — Что вы как дети! Все равно ничего не возьму. Сказал — значит, все!»

Клюшку в бурьян закинул, золотые монеты землей присыпал.

А царь с царицей улыбаются медово.

«Не горячись, сынок. Ты еще сам себя не знаешь», — говорит царь.

«Так уж человек создан, что не в силах отказаться от благ земных, — говорит царица. — Да еще и бесплатно…»

«Нет, — говорю, — это только к людям вашего царского режима относится. А я совсем из другого общества».

«Вот упрямый, осел!» — ругнулся царь.

«А ругаться, — говорю, — не красиво. А еще в короне!»

«Он меня поучает, ну!» — плаксиво скривился царь.

«Не волнуйся, любимый! — обняла и приласкала его царица. — Ничего-ничего. Он еще пожалеет, он еще поплачет, он еще у нас в ногах валяться будет, когда что-то захочет, а достать не сможет».

«Не дождетесь!» — хотел я крикнуть, но неожиданно захлопали крылья, откуда-то появился и сел возле меня черный ворон, превратился в кота Лаврентия и говорит:

«Идем быстрее! Там в селе такое случилось… такое случилось…»

И я проснулся.

— Ну артист! — улыбнулся Марусик. — Понавыдумывал такого.

— Да ничего я не выдумывал! Снилось все точно, как я рассказывал, — ударил себя в грудь Сашка Цыган.

— А я верю. Могло сниться. Сны — это… — Журавль поднял палец.

— Сначала один понакручивал, теперь другой. Так я и поверил. Таких снов не бывает. Чтобы все так, как в кино, одно за другое последовательно цеплялось. Во сне всегда какая-то каша — все путается и скачет.

— Это от головы зависит. У кого в голове не того… беспорядок, у того и во снах каша, ничего не разберешь. Правда, Журавль?

Журавль молча улыбнулся.

— У самих у вас каша. К доктору вам надо. Галлюцинации у вас какие-то, — обиделся Марусик.

— Ну, хорошо, — примирительно сказал Журавль. — Идем в Липки. Глянем, что там и как.

…У ворот деда Коцюбы стоял «бобик». Ребята сначала подумали, что это снова Бобинец и Бобешко. Но увидели, что из-за хаты, из сада вместе с дедом Коцюбой и Сергеем вышел стройный человек — новый председатель колхоза Максим Богданович Танасиенко.

— Да, наверно, вы правы, Иван Иванович, — улыбнулся председатель деду.

Ребята переглянулись. Они и не знали, что деда звать Иван Иванович. Все в селе звали его просто дед Коцюба.

И вам, Сергей Петрович, спасибо, — председатель положил руку Сергею на плечо. — За своевременную информацию. И если вы уже тут, то поехали, кое-что обговорим. До свидания, Иван Иванович!

Председатель сел за руль «бобика», Сергей умостился на переднем сидении возле него, и они поехали.

Дед, приложив руку козырьком к глазам, смотрел им вслед. Потом улыбнулся, покачал головою, и побрел к ульям.

Мальчишки не успели обменяться впечатлениями об этом разговоре, не успели даже слова сказать, как вдруг услышали рядом приглушенные голоса.

Они притаились с одной стороны кустов, что росли у дедова тына, а с другой стороны, оказывается…

— Да-а… Наверно, ты таки правду говорил, — узнали ребята хриплый голос Бобешко.

— Именно, — это уже был Бобинец.

— Просто так председатель не стал бы…

— Нет вопросов.

— И кто же его, хитреца старого, знал… Тьфу! — Бобешко сплюнул, ругнулся, и ребята увидели, как бригадир, а за ним и шофер вылезли из кустов и пригнувшись подались прочь. Это было очень комичное зрелище, потому что бригадир был толстый, а шофер высокий и обоим пригибаться было неудобно.

Только теперь ребята заметили, что далеко, аж за пятой от деда хаты, так, чтобы не было видно с дедова двора, стоял на обочине бригадирский «бобик».

Ребята захихикали. Чудеса! Взрослые дядьки, будто школяры, подглядывали и подслушивали из-за кустов. И теперь они убегали, оглядываясь, чтобы их никто не увидел.

— Ну так что? Что скажите? — сразу посерьезнел Сашка Цыган.

— А? — спросил Журавль.

— Нет вопросов, — сказал Марусик.

— Как раз вопросы есть! — с нажимом сказал Сашка Цыган.

— Именно! Я же и говорю! — подхватил Марусик. Журавль промолчал.

— Ты что молчишь? — набросился на него Сашка Цыган. — Может, ты понимаешь, что тут делается? Что это за секрет у деда Коцюбы… Ивана Ивановича? Что так взволновало бригадира Бобешко? Почему это новый председатель такой любезный с дедом? И кто такой — Сергей Петрович? Третий день толчется у деда и, похоже, не собирается отсюда уходить. Турист! Если ты понимаешь, то объясни нам. А? Ты же у нас, кажется, самый сообразительный.

— Ничего я не могу объяснить, — пожал плечами. — Знаю только, что новый председатель мне почему-то нравится. Тот, Михайлович, не улыбался никогда, всегда только кричал и ругался, а этот улыбается!

— Точно, — кивнул Марусик.

— Ну, это еще ничего не означает, — прищурил один глаз Сашка Цыган. — Может улыбается-улыбается, а потом ка-ак даст! Поживем — увидим…

Ребята еще немного покрутились в Липках, послонялись по безлюдным дворам и пошли к себе в Бамбуры. В Липках уже ничего интересного не происходило, дед работал на пасеке, а играть сегодня не было настроения.

Навстречу им ехал колхозный грузовик. Из кузова торчали доски, на которых сидел тот Вася, который целовался с комсомолкой Клавою в липовой роще. А в кабине рядом с шофером сидела улыбающаяся Тайфун Маруся.

Грузовик уже миновал ребят и вдруг остановился. Хлопнули, открываясь дверцы, и послышался звонкий голос Тайфун Маруси: