Всеволод Нестайко - Чудеса в Гарбузянах

Ой! Да это же Баба Яга, Змей Горыныч и Кощей Бессмертный!

Сердце у меня упало.

«Тайфун Маруся…» — едва слышно прошептал я.

«А откуда ты знаешь?» — подозрительно глянул на меня Кощей.

«Да я… Я же спасать ее пришел», — не знаю и сам, как вырвалось у меня.

Кощей Бессмертный скривился, будто уксуса попробовал:

«Что-о?! — и царю с царицей сердито: — Что это вы мне за брата подсунули, который хочет сделать мне такую пакость?»

Царь и царица виновато заулыбались:

«Да что ты, сынок! Что ты! Это он пошутил».

«Он еще не дозрел, не успел. Десять минут, как только огнем пыхать стал».

«Вот мы его в золотую башню посадим, он и дозреет».

«Все будет хорошо».

Кощей брови насупил:

«Смотрите!»

И все трое исчезли, словно их и не было. Только что стояли, и вдруг — раз! — будто корова языком слизала.

А царь и царица подхватили меня под руки:

«Идем, сынок!»

«Идем, любимый!»

Говорят ласково, улыбаются нежно, а руки как клещи. Схватили так, что и не вырвешься. Поставили меня на эскалатор, и потащил он нас наверх.

Посмотрел я — эскалатор длинный, когда не видно. Но, наверно, какой-то скоростной. Потому что не успел я и оглянуться, как мы уже были наверху.

Гляжу — круглая комната. Пол золотой, стены золотые, потолок золотой. Кругленькие окошки, а на них золотые решетки. И никакой мебели. Сесть даже негде.

«Тут тебе будет очень удобно», — говорит царь.

«Прощай», — говорит царица.

Раз! — и исчезли оба.

Подошел я к окну. Земля где-то далеко внизу, словно с десятого этажа смотрю.

Вдруг слышу голос чей-то, очень знакомый, а чей никак не соображу: «Спокойно… спокойно… не волнуйся. Все хорошо… Все хорошо. У тебя все есть… Любое желание твое будет немедленно выполнено. Все люди мечтают о таком. А имеешь ты. Потому что — ты самый достойный. Самый умный. Самый добрый. Самый честный. Все хорошо… Все хорошо…»

И снова я подумал: «А что? Я все-таки не глупый. И учительница Таисия Николаевна когда-то на уроках говорила (когда пятерку мне ставила). И сам чувствую. И не злой я… Последнюю конфету как-то Пете Бараболе отдал. А разве не честный? Если урок не выучу, всегда признаюсь. Не пытаюсь обмануть учительницу, как другие».

Запекло у меня в груди, повернулся я, дыхнул через плечо, на котором огнетушитель висел, пламя сразу погасло.

«А что, — думаю, — с огнетушителем очень удобно…»

Хожу я по комнате, смотрю на свое отражение в золотых стенах, любуюсь. Когда — хлоп-хлоп! — крыльями кто-то за окном захлопал, на золотой подоконник сел. Смотрю — черный ворон. Стукнул клювом по золотой решетке и превратился в черного кота.

Да это же Лаврентий!

«Слушай! — говорит мне Лаврентий. — Удирает отсюда быстрее, а то пропадешь.

Сказал это он, и только тут страх меня охватил. Да что же это делается? Да что же это творится? Это же я в Змея Горыныча превращаюсь. Змеенышем Горюсиком уже стал. Вот какая это колдовская сила царя Добрилы и царицы Злагоды! Это они нарочно задаривают, чтобы разбаловать, чтобы отучить трудиться…

А как же Тайфун Маруся? Кто же ее спасет? Сегодня Кощей на ней женится и все! Пропадет прекрасная девушка, которое все наше село Гарбузяны так нежно любит.

«Лаврентий! Милый! Голубчик! Что делать? Надо же спасать Тайфун Марусю, а я, видишь…»

Кот Лаврентий лапою за ухом почесал и говорит:

«Для того чтобы кого-нибудь спасать, сначала надо самому спастись. Как минимум!».

Ну и умный кот!

«Лавруша, — говорю, но как же быть?»

Лаврентий снова за ухом почесал и говорит:

«Бери вон заступ, копай».

Смотрю стоит у стены заступ, обычный, железный, с деревянной ручкой.

Откуда тут взялся?

Беру я заступ.

«Где копать?»

Кот Лаврентий на золотой пол лапой показывает:

«Тут».

Копнул я. Странное дело — заступ, как в землю, в пол вошел.

Начал копать. Чудеса! По цвету золото, а на ощупь земля. И пахнет землею. И так хорошо копается.

Настроение у меня стало сразу, как тогда, когда мы вчера копали.

И сама собою песня полилась:

Пою и чувствую, словно не один я пою, а с вами всеми. И голос Тайфун Маруси выводит.

И так мне хорошо!.. Однако замечаю я непостижимую, казалось бы, вещь. Копаю я пол, а яма появляется в стене. Но это меня почему-то не удивляет. Словно так и надо. Увлекся я, заступом размахался, пока не остановил меня кот Лаврентий:

«Хватит! Уже пролезешь. Надо бежать».

Выглянул я сквозь дырку в стене. Ох и высоко же!

«Ой, — говорю. — Как же я отсюда слезу? Шлепнусь — мокрого места не останется».

Кот Лаврентий улыбнулся:

«Не бойся! Я тебе свои крылья дам».

«А ты?»

«А я так спрыгну. Мы, коты, высоты не боимся».

Сказал, вскочил мне на плечи, лапкой царапнул левую лопатку, правую — и вот у меня уже за спиной крылья.

Замахал я ими и взлетел в небо. И так мне легко, так мне радостно и весело, что и передать вам не могу.

Летаю, переворачиваюсь в воздухе, словно голубь. Смотрю, а рядом вы летите. И подлетаешь ко мне ты, Журавль, и говоришь:

«Эх, Марусик, Марусик! Не ожидали мы от тебя такого».

Я хочу оправдаться, хочу что-то сказать, но тут подлетаешь ко мне ты, Цыган, и как врежешь мне по загривку…

— Правильно! — весело сказал Сашка Цыган. — Потому что заслужил! Я могу и сейчас добавить.

— Да подожди! Не перебивай! Пусть договорит! — остановил его Журавль.

— Да ничего договаривать, — вздохнул Марусик. — Ведь тут я и проснулся…

— Видишь! А говорил, что тебе никогда ничего не снится. Это же просто здорово! Такое сновидение. — Журавль загадочно улыбнулся.

— Какое сновидение? — спросил Сашка Цыган.

— Причем тут сновидение? — спросил Марусик.

— А при том, что мне тоже сегодня сон приснился, — продолжил загадочно улыбался Журавль.

— Какой? О том же самом?

— Ага.

— Да ты что!

— Точно.

— Ну, это уже…

Но услышать, какой сон приснился Журавль, ребята сейчас не удалось. Потому что в этот момент навстречу им выскочил их одноклассник, запыхавшийся Петя Бараболя.

Ребята шли по берегу речки и, когда Петя выскочил на тропинку, сперва думали, что на речке что-то случилось, — кто-то утонул или еще что.

Но…

— Ой, ребята!! Слушайте! Я что-то знаю! — тяжело дыша, выпалил Бараболя. — Такое… такое… лопните от удивления!

— Ну, что? Что?

Бараболя воровато оглянулся по сторонам и приложил палец к губам: