Евгений Аврутин - Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия

Томми, сейчас, когда путешествие подходит к концу, я поняла одну важную вещь. Пустившись в путь, я тревожилась лишь за папу и оставшегося дома Лайонела. Теперь я буду тревожиться ещё за нескольких человек. При этом зная, что один из них едет на войну, убивать таких солдат, как ты, Томми. И один из наших солдат может его убить.

А ещё, Томми, у меня есть странное чувство. Может, это усталость и тревога, а может, и предчувствие. Но мне кажется, что, если даже я и успею (я не могу не успеть!), на этом закончится не все. Дальше тоже будет и тревожно, и страшно.

Ладно, Томми, ты, верно, устал от этих девичьих глупостей. Давай-ка я скажу тебе чётко и точно, где мы находимся. Мы въехали на полуостров Крым. Пусть мы едем по степи, но со всех сторон море, а впереди – Севастополь».

– Мистер Вильямс, хотите фокус?

– Если он не связан с моим кошельком, то с превеликим удовольствием, – ответил Счастливчик Джон. Вообще-то он и сам мог бы поделиться со своим собеседником такими фокусами, но не сейчас же, не по прибытии на место важной работы, с открытой датой выполнения.

– Тогда присмотритесь, пожалуйста, к берегу. Видите, сплошные скалы. А теперь закройте глаза. На пару минут, не больше.

Счастливчик Джон закрыл глаза. До этого он, как и прочие пассажиры, да и свободная от вахты команда, всматривался с левого борта корабля на берег, мимо которого они проплывали. Берег был в дыму, где-то редком, где-то густом. Ещё доносились гулкие раскаты грома. Иногда удавалось различить отдельные удары, чаще – нет.

Кроме дыма, в подзорные трубы удалось разглядеть белые стены батареи Константина [85]. Ветераны экипажа рассказывали новичкам и пассажирам, как в прошлом октябре этот русский форт атаковала вся английская эскадра. Палили весь день, но, представьте, ничего не добились, так мимо и не прошли. «Из-за этого Константина, – говорили моряки, – и пришлось высадить на берег артиллерию, чтобы заняться непривычным делом для британцев – брать с суши приморский город».

«Если бы послали на штурм морскую пехоту, – меланхолично отметил Счастливчик Джон, – моя нынешняя миссия могла бы и не понадобиться».

Сейчас он стоял с закрытыми глазами у левого борта, столь же меланхолично рассуждая, что любые фокусы – самая невинная из всех жизненных неожиданностей. Забавно думать, что есть люди, для которых все они заключены в шляпе фокусника…

– Откройте глаза, мистер Вильямс!

Счастливчик Джон так и сделал, издав заранее заготовленный возглас: «Ух ты!» Впрочем, увиденная картина стоила восхищения. В сплошной стене приморских скал открылся узкий пролив, как если бы в заборе выломали рейку. Именно в эту щель и сворачивал пароход.

– Это и есть Балаклава, – гордо сказал мистер Томпсон, будто сам прорубил проход в скалах. – По-турецки значит «рыбный садок». Лучшая местная гавань после самого Севастополя, только маленькая. В прошлом ноябре – ну, наверное, знаете эту историю – была буря, а как раз столько кораблей подошло, что всем было не вместиться.

В датский сумасшедший дом британские газеты не завозили, поэтому его пациент хотя и кивнул – да, знаю, – но слушал с интересом.

– Ну и вот, кто смог войти в этот садок, там даже и не укачало, а кто остался на открытом рейде, в том числе и «Принц», – все к Нептуну. На этих чёртовых маленьких морях может приложить покрепче, чем в океане.

Счастливчик Джон продолжал слушать, сам же при этом глазел по сторонам – да, без войны в такое забавное место не занесёт, разве если ты очень уж богатый турист-знаток. Какой-то древний замок на самой вершине горы – надо задирать голову. По обеим сторонам скалы. Ещё немного, и видны маленькие домишки, прилепившиеся к ним. Дальше – дома побольше и, конечно же, корабли, заполнившие гавань.

С парохода, пришедшего чуть раньше «Твида», выгружали мортирные бомбы. Грузчики чуть ли не бегом поднимались по трапу с тележками и свозили их на берег, где что-то дымилось.

– Железная дорога, – с гордостью сказал мистер Томпсон, – читали, наверное? Этой зимой её устроили, теперь все, что нужно, возим локомотивами или мулы тянут, где кривой отрезок. Так вроде комфорт, забава, лягушатники смеялись. А вы слышали, какая канонада? Без железной дороги столько снарядов не подвезти.

Счастливчик Джон кивнул. Здесь, в бухте Балаклавы, меж скальных стен, война не была слышна. Если не приглядываться, то можно решить, что с кораблей выгружают какой-то товар. Или важный полуфабрикат для непрерывного производства.

«Когда это производство прекратится, я смогу выяснить лишь на берегу, – подумал Счастливчик Джон. – Значит, скорее на берег».

Последнюю ночь перед Севастополем Джейн и её спутники провели, отъехав от шоссе. Не столько из опасений какой-нибудь нежеланной встречи, сколько из брезгливости. Крымская дорога на Севастополь была ещё ужаснее, чем прежний тракт. Там павшие лошади и волы попадались время от времени, здесь – постоянно. Джейн опасалась увидеть и человеческий труп.

Идея остановиться на каком-нибудь постоялом дворе тоже была отвергнута: во-первых, все постоялые дворы были забиты, во-вторых, как заметила Катерина Михайловна, забиты бестиями, которых полно и в Севастополе, надо хоть в пути от них отдохнуть. Подразумевались чиновники-интенданты, пропивавшие и проигрывавшие в карты дневную добычу.

С одним из чиновничьих злодейств, причём в данном случае бескорыстным, путешественники столкнулись в Бахчисарае. В ноздри им ударил мерзкий запах, такой густоты, что удивился даже Данилыч – редкий случай. Он же расспросил несколько прохожих и сообщил причину.

Гнило зимнее обмундирование – полушубки, закупленные в России для армейских нужд. Задумались о них в декабре, приобрели в январе, собрали в феврале и привезли в Крым лишь в марте, когда отпала всякая нужда. Полушубки свалили кучей в один из заброшенных ханских дворцов, а так как шерсть и кожа были выделаны на редкость дурно, несколько тёплых апрельских недель превратили груду зимней одежды в кучу гнилья.

– А в чем же солдаты ходили зимой? – недоуменно спросил Саша.

– А как пришлось, Александр Петрович, – ответил Данилыч. – По себе скажу: тут или притерпишься, или найдёшь чего-нибудь – начальство смотрит милостиво, когда служивому совсем погибать. А не найдётся, ну тогда…