Надежда Тюленева - Тайка

— Пошто сразу-то не сказала? — укорила бабушка.

— Бить, думала, мамка будет. А теперь она в колодце… Дак я ее не боюся, вот…

Из глубины колодца послышались чавкающие шаги, задрожала, заскрипела старая лестница, и голос матери приблизился:

— Ну-ко, я погляжу на эту рыбачку. Ну и девка! Ну и удумала!

Бабушка подтолкнула Тайку к тропинке: мол, спасайся. Тайка с хохотом понеслась к дому.

Когда голова матери показалась над срубом, девчонка уже сидела на прясле и кричала заискивающим голосом:

— Мамка! Я те подшалок притащу, ладно? А?

На лице матери, избрызганном глиной, грозно блестели глаза и зубы. Она показала Тайке кулак, взглянула на улыбавшуюся Евгению Ивановну и фыркнула сама.

Спрыгивая с прясла, Тайка на миг зацепилась взглядом за Евгению Ивановну. Вольные золотистые волосы учительницы вырвались из-под платка. На бледных, худых щеках располыхался румянец. От белого батиста, от ослепительного апрельского солнца лицо ее казалось светлым, почти сияющим. А синие глаза (в такой-то яркий день!) оставались грустными.

— Какая она, Евгень-Ванна! Чистая королева! — от полноты чувств вздохнула Тайка и, поправив платье, удивилась: подол-то опять порван. — Надо же, когда это я!

За ужином бабушка объявила:

— Надо, робята, к празднику яичек поднакопить. Так что теперь не шибко просите!

Тайка поперхнулась, такая ей хорошая мысль пришла в голову.

— Мамка, наелась я. Спасибо всем по семь, а бабе — восемь, — скороговоркой бормотнула она и вылетела за дверь к Калинкиным — они через дорогу жили.

С порога закричала:

— Натка! Знашь, я тоже секрет выдумала!

— Во-первых, не «знашь», а «знаешь», а во-вторых, не кричи, Тая, — взяла Тайку за руку тонкая беловолосая девочка.

Тут Тайка заметила, что Евгения Ивановна лежит в постели.

— Ой, здрасте! — Тайка смущенно завозила ногами по коврику. — Захворали? Не надо было вам колодец-то чистить.

— Да нет, Таюша, я просто так с книжкой прилегла. Отдохнуть.

— Тогда Наташе можно на улку?

— На улицу, Тая? Отчего же… Идите.

— Я сейчас. Посмотри, Тая, какое солнце получается!

Тайка нехотя приблизилась к подоконнику.

— Опять солнце, — скучно протянула она, — да брось ты это добро!.. Пошли на улицу, у меня секрет.

— Какая же ты! Если ты позвала, так тотчас все и бросать? Подожди, мне немного осталось.

«Подумаешь, — хотелось сказать Тайке, — великое дело — солнышко на бумаге, когда за окошком живое светит!» Но ей было жаль подружку, да и Евгения Ивановна опять занемогла вот. А кто знает, может, ей Наташкины солнышки помогают. И в мудрой Тайкиной голове родилось что-то вроде бабушкиного «чем бы дитя ни тешилось».

Но ожидание затягивалось, и Тайка серчала все больше: «Вот кисточки свои полощет, стакан размывает! Оставила бы, все одно завтра свое солнце рисовать будет! Чистюля!»

На улице девочки уселись на завалинку, неумело обшитую тонкими дощечками. Без мужа Евгения Ивановна научилась всяким работам. Вот и завалинку сама с девочками сколотила. Муж Евгении Ивановны до войны механиком в МТС работал. Это он заставил Тайкиного отца на тракториста выучиться. На фронт вместе уходили. Только один из друзей не вернулся. С тех пор, кажется, и появилась у Евгении Ивановны поговорка: «Мы и сами с усами. Как-нибудь управимся сами». Любит эти слова повторять Наташа.

Обиженная тем, что ждать пришлось долго, Тайка молчала.

— Ну, какой у тебя секрет? — спросила Наташа.

— Да так, — закуражилась было Тайка и тут же спохватилась: уйдет ведь Наталка-то, скажет, мол, сами с усами, и уйдет. — Знаешь, — оживилась Тайка, — давай готовиться к кругоземному путешествию. Помнишь, Евгени-Ванна читала нам про Кукурузо?

— Крузо! Ну? — торопила ее Наташа.

— Будем копить еду, деньги. Все-все приготовим. До Первого мая! И уйдем. В праздник-то лучше. Не сразу хватятся и денег дадут больше.

А уж какие там деньги! Самое большое два рубля — на билет в кино и десяток карамельных подушечек.

Тайка, захлебываясь от восторга, продолжала:

— Пойдем пешком. Летом-то нам чего, каждый кустик ночевать пустит. Пропитание будет. Деньги на корабль понадобятся, через окиян переплыть. А зимой по жарким странам путешествовать будем.

У Наташи весело взблеснули глаза, она хотела что-то сказать и померкла: «Да, вот если бы мама не болела!..»

— Складывать в нашем амбаре, — разошлась Тайка. — Он закрывается. Начнем с яичек.

— А у нас кур нет, — огорчилась Наташа. — Все равно их кормить нечем! — Но тут же нашлась: — Слушай, Тайка! Зато моя мама знаешь, как стряпает! Из маминого хлеба знаешь какие сухарики рассыпчатые получаются! Чу-до!

— Уж хлеб там у вас из вашего пайка! Ну ладно, скопишь чего — хорошо, нет — тоже обойдемся. Я натаскаю. Мы получше вас все же живем, — снисходительно сказала Тайка. — Только, чур-чура, никому ни слова. Даже Евгени-Ванне.

Наташа долго молчала, словно позабыв о Тайкином вопросе, потом, тяжело вздохнув, пообещала:

— Ну хорошо, ни слова.

Тайка осторожно дернула подружку за руку:

— Ты не это, не шибко… Она поправится, Евгенья-то Ивановна! У нас Зорька скоро молока больше давать станет. Не бойся, отпоим твою мамочку!

Через неделю в их сундучке — в сундучке этом Тайкин двоюродный брат хранил столярный инструмент, теперь брат на флоте, подаренный братом инструмент отец снес в бригаду, там он ему нужнее, а сундучок достался девчонкам, — так вот, через неделю в их нехитрой кладовой скопилось восемь закаменевших, чуть ли не довоенной поры мятных пряников, да десять яиц, да тринадцать конфет — свежайших киевских помадок, да маленький, с ладошку, мешочек овсяных сухарей (только учителям выдавали овсяную муку).

Приближалось Первое мая. К празднику Евгения Ивановна и Наташа получили от бабушки маленькую посылку. И в склад перекочевала длинная пачка галет «Красная Москва».

— К чему бы это, Таисья, вы в амбар зашастали? — спросила за ужином мать.

Тайка деловито грызла баранье ребро и не спешила с ответом.

— Но, с кем я разговариваю! — прикрикнула мать. В это время она доставала из печки тыквенную кашу, и казалось, будто спрашивает кто-то из трубы.

Тайка лихо заурчала над костью.

— Фрр! Мы там в клетку игррам! Пррав-ав!

Бабушка легонько шлепнула внучку по затылку:

— За столом-то!

За дочь вступился отец:

— Ладно вам, навалились на девку! Подлей-ко щей, мать! Только вы, слышь, Тайка, огня там не разведите!

Тайка закивала лохматыми, с рыжим отливом косицами.

— Ага, папка, они, пока ты в город за техникой ездил, совсем меня тут заклевали! Ох и копченку ты привез вкусную! Можно, я Натке ребрышко утащу, а?

— Давно утащить надо было! — сказал отец.

Тайкина мать покраснела от злости. Делиться дарами города она ни с кем не собиралась. Еще миг — и поднялась бы буча из-за этих несчастных костей. Бабушка давай скорее отводить грозу: