Владимир Степаненко - Голубой дымок вигвама

Глухарь сидел на толстой ветке сосны, недоверчиво склонив голову с красными надбровьями на плечо, широко раскинув могучие крылья.

— Моховик, собаку заметил, — сказал Колька.

— Точно. — Геннадий Маркелович понимающе улыбнулся мальчику.

— Убивал?

— Приходилось.

— Откуда будешь?

— Я? — удивился Колька, которому казалось, что его должны хорошо знать. — С восемнадцатого кордона.

— Эва хватил! Давно плывешь?

— Четвертый день на воде.

— Василия Ивановича знаешь?

— Синицына? Батя мой.

— То-то я примечаю, вроде знаком ты мне. Постой, тебя Колькой звать?

— Колькой… Точно.

— Ты чего сразу не сказал, что ты сын Василия Ивановича Синицына? — Геннадий Маркелович неторопливо рассматривал мальчика. — Твой отец брал от моей Азы рыжего щенка. Как удался?

— Тайгой назвали. Хорошая собака вышла. — Колька словно забыл о ребятах и с удовольствием объяснял: — По кунице идет, хозяина не боится.

— Скажи ты, на медведя идет! Тайгой, говоришь, назвали? Хорошее имя. — Геннадий Маркелович улыбнулся. — Отравитель, ты зачем к нам пожаловал?

— Бобр у нас убежал. В худой клетке привезли.

— Значит, добился отец бобров?

— Привезли. В ручей около Гнилого болота хотели выпустить. Мы нор нарыли, осины заготовили.

— Есть-то хочешь небось, отравитель? Чем все дни кормился?

— Немного хлеба прихватил, пастух огурцы кинул, чай варил. На огороде парнишка капустой угостил.

— Бобра встречал?

— Вчера видел.

— Вот тебе на! К нам, значит, приплыл. Интересно! Геннадий Маркелович оживился. — Я хлопочу, чтобы бобров у нас разводили, а он сам приплыл. Где видел-то? Помнишь?

— Не забыл. Около деревни в морду попал. Чудом спасся!

— Морды у нас не ставят.

— Говорю, в морду попал. Старик мордой ловит. Вынырнул бобр, а старик хотел кормовиком добить. Хорошо, что промазал.

— У Дымков видел?

— Не знаю, может быть, и у Дымков.

— Какая из себя деревня? Помнишь?

— Деревня как деревня. Некогда мне было ее рассматривать. На горе стоит.

— Выходит, Дымки. Правда, ребята?

— Дымки, — подтвердил Ромка Орехов и направился к столу председателя сельсовета. — Дед Челомей мордами ловит. Я ребятам рассказывал. Братень вчера на велосипеде ездил в Дымковскую РТС узнать, когда горючее привезут для тракторов. Он видел, как Челомей ударил по воде кормовиком. Брат спросил, в кого целился, а Челомей сказал, что щуку упустил.

— Не знаю, может быть, старика и Челомеем зовут, — задумчиво сказал Колька. — А браконьер он первой статьи. На «сижу» ловит.

— Спасибо, Коля! Давно я к Челомею присматриваюсь. Роман, возьмешь велосипед и слетаешь в Дымки. Передашь Челомею: вызываю его в сельсовет. Пусть завтра и жалует!

Ромка Орехов незаметно толкнул Гордюшу кулаком в бок.

— Слышал, Гордей? Волосяные лески. Челомей-то браконьер оказался! Вот так-то!

Дверь рывком распахнул Слава Золотов. За ним в красных галстуках вошли возбужденные ребята из лагеря. От быстрого бега все тяжело дышали.

— Председатель сельсовета выбудете? — Слава Золотов торопливо уставился на Геннадия Маркеловича. — И, не дожидаясь ответа, продолжал. — Мы записку нашли. Важная!

— Давай записку. — Геннадий Маркелович прикрыл мохнатыми бровями улыбающиеся глаза. — Держите отравителей! В Кокшаге вылили нефть, и мальки дохнут. Страсть, сколько всплыло! Вороны и сороки клюют, радуются! Так, что ли?

— Знаете? — Слава Золотов оторопело посмотрел на мужчину и, немного успокоившись, заметил набившихся в комнате ребят. — Мальки гибнут, а вы улыбаетесь. Посмотрите на реку! Нефть плывет! — Слава распахнул ворот рубахи и показал на теле черные пятна. — Я песком тер, все равно остались. Купаться нельзя. А вы смеетесь!

— Остынь, горячка! — спокойно сказал Геннадий Маркелович. — Сам виноват, что извозился. Зачем полез в грязную воду? Пока вы бегали, ребята отравителя поймали. Разбираемся. Понял?

— Поймали? — Слава изумленно огляделся, пока его взгляд не остановился на незнакомом босоногом мальчишке в прожженной куртке. «Неужели это отравитель? Не похож. Плыл мимо нас на плоту. Вдруг он маскируется?»

Наташа посмотрела на растерявшегося командира отряда, которого одолевали самые противоречивые сомнения и открыто засмеялась.

— Обманываете?

— А ты уже поверил, что Колька Синицын отравитель? — Геннадий Маркелович строго улыбнулся. — Он записку написал. Помогать надо наблюдателю природы. Ты как думаешь?

— Что делать?

— Работу найду. — Геннадий Маркелович встал со стула. — Ребята, у кого есть саки — тащите. Попробуем отловить мальков в Кокшаге. В старицу выпустим. А ты, — председатель сельсовета посмотрел на Славу Золотова, — беги в лагерь и зови вашего старшего пионервожатого. Скажешь: ЧП на реке. Пусть ребят побольше захватывает. Николай, а мы с тобой бобром займемся. Азу возьмем. Носом ее не обидели!

В комнате раздался телефонный звонок.

Геннадий Маркелович досадливо поморщился и сильной рукой снял трубку.

— Защигорье слушает. Как кто? Председатель сельсовета Мешалкин. Передавайте телефонограмму. Буду записывать. — Взял карандаш и пододвинул к себе лист бумаги. — Держите отравителей! Записал. Дальше давайте. В Кокшаге вылили нефть, и мальки дохнут. Почему смеюсь? Передо мной сидит автор. Кто он? Как сказать? Хороший парень. Сын лесника с восемнадцатого кордона Василия Ивановича Синицына. Приказываете найти виновных? Хорошо. Будем искать!

Геннадий Маркелович несколько раз прокрутил ручку.

— Слышал, Коля, из Нелюшки звонили. Районное начальство всполошилось. Твою записку получили. Ты с кем передал?

— По реке пустил.

— Кораблики он делал из коры, — объяснил Слава Золотов.

— Ну и хват ты, парень! — Геннадий Маркелович улыбнулся. — Весь в батю. Пора нам двигать. Машину в колхозе возьмем — и в Дымки. Посмотришь мою Азу.

Темнобурому несколько раз чудились голоса, но он никак не мог понять, чьи они. Наконец он открыл глаза, сознание вернулось к нему. Сквозь полусомкнутые веки увидел узкую полоску света. Некоторое время бобр лежал без движения на воде, жадно дышал и старался освоиться.

Черный подвижной кончик носа вздрагивал. Бобр медленно водил головой по сторонам и осматривал берега. Он не мог отделаться от пережитого страха и дрожал. Трудно было понять, как ему удалось вырваться из хитрой западни. Стены корзины, сплетенные из ивняка, были крепкими, а горловина слишком узкой.