Ахмет Мальсагов - Лорс рисует афишу

Зал ответил веселыми аплодисментами.

— Ну, скамейки тут хоть такие есть. А печей не вижу и думаю: какая же тут у ребят система отопления? А наверное, такая система: на дворе тепло — и в клубе тепло; на дворе стужа — и в клубе не хуже. (Смех в зале.) Еще есть у меня имущественный вопрос к председателю райисполкома. Уважаемый Магомет Хасанович, за чьей ты скатертью в президиуме сидишь? Твоя это скатерть! С твоего персонального председательского стола ее сюда принесли, с того вот, что у тебя в кабинете сбоку стоит, — стол для заседаний. Я же ее знаю, эту скатерть, заседал за ней. С чьей ты трибуны доклад делал? Из райкома трибуна. Портреты, по-моему, тоже оттуда. Даже портьеры вот эти у клуба не свои, не видел я тут таких. Словом, выходит, мы пришли сюда со своим приданым. После принятия резолюции об улучшении и повышении унесем с собой свое приданое? Или кое-чего из того, что сумеют списать наши завхозы, оставим в знак нашей общей жизни и союза с клубом?

Опять аплодисменты, смех.

— А последнее — про одеколон. Я люблю розы, вот и вся моя стариковская отсталая культура. Но что это за культура? Опять же от земли — к земле. А вот пульверизатор — это шикмадера, как у нас один в деревне выражается. Я и попробовал у себя как-то культурному гостю из района пыль одеколонную в глаза пульверизатором пустить. Да попал впросак.

Лорс — он стоял в дверях, ведущих из фойе в зал, — отпрянул за портьеру. Неужели старик в таком зале начнет склонять его, Лорса?!

— Так то ведь я, обыкновенный бригадир! — продолжал Иван Матвеевич. — С меня какой спрос по части культуры? А как же мы вот здесь, при таком собрании, пыль пускаем друг другу в глаза! Я же вам сказал: розы развожу — значит, разницу в ароматах понимаю. Вековой родной запах этому залу — керосин да махра. А в нос нам сегодня шибает «Шипр», как в парикмахерской. Давайте же, товарищи, сделаем, чтобы у нас культура имела свой аромат. Настоящий. Нелиповый.

Захлопал в ладоши и первый секретарь райкома Николай Иванович, и другие сидевшие в президиуме. Смущенно, но от души смеялась пунцовая Марина Васильевна.

Эля помянула как-то в одном из писем Лорсу, что в Предгорном живет ее родственник. «Кто же это? — гадал Лорс. — Может быть, он каждый вечер бывает в клубе на танцах?»

«Значит, у тебя есть повод хоть на день приехать сюда, — писал Лорс Эле ночью после пленума. — Ты увидишь не жалкий, ободранный клубик, а настоящий Дворец бракосочетания, благоухающий «Шипром».

Лорс подробно писал Эле о своей поездке в колхоз, о том, как удивительны переплетения человеческих дорог. Ведь случайное знакомство с замечательным стариком бригадиром обернулось таким неожиданным богатством для Дома культуры: все, что сволокли сюда на пленум, остается клубу.

Утром он поспешил пораньше на работу, чтобы полюбоваться великолепием нового облика клубных помещений.

Они выглядели как после разгрома!

От великолепия не осталось и следа!

Тетя Паша, убиравшая клуб, сказала Лорсу:

— Завхозы чуть свет понабежали. Из райкома, из райисполкома… Парикмахер тоже был. С авоськой. Забрал пшикалки.

От вчерашней сказки осталась только трибуна. И валялся на сцене никелированный настольный звоночек, оброненный впопыхах завхозами. Лорс залез на трибуну. Машинально постукивая по кнопке звонка, он под этот веселый аккомпанемент зло бормотал:

— Товарищи, здесь каждый оратор говорил о культуре. О надоях и окотах только попутно, только попутно. А результат?!

Когда в девять утра Лорс побежал к Полуниной жаловаться, она его еще и отчитала:

— Не думала я, что вы такой растяпа! Просто жизни не знаете… Не могли спрятать кое-что под замок? У вас столько кладовок! Теперь, конечно, ничего у завхозов не вырвешь.

Полунина все же утешила Лорса: министр культуры выделяет клубу триста рублей на обзаведение.

— И знаешь что, Лорс, — перешла она вдруг на «ты», — надо поэкономнее потратить эти деньги. А то понакупишь ненужного. Я видела в сельпо недорогой, но красивый материал для клуба. Сходим вместе. А деньги на ремонт я выбью из райисполкома…

Действительно, Лорса как-то зазвал в райисполком Керим и объявил:

— Срочно составляй со своими танцорами смету на ремонт. Приказал Магомет Хасанович. — Керим посмотрел на друга так, будто видит его впервые: — Ты знаешь ли, что вырвать среди года деньги на ремонт даже районным зубрам не удается! Я вижу, ты мечтатель-мечтатель, но ловкач. Скажи честно — я не проболтаюсь, — кто тебя поддерживает?

Лорс наклонился к уху Керима:

— Сам Иван Матвеевич. Только молчок! Эх, не знаешь ты жизни! Агусеньки… Ножкой — топ!

Керим долго потом ломал голову: кто же этот Иван Матвеевич, с которым так считается председатель райисполкома?

В далеком краю, еще при жизни родителей Лорса, был у него в детстве совсем маленький кусочек деревенской жизни. Мать умерла очень молодой, от неудачных родов. Отец не хотел больше жениться. Каждые школьные каникулы он отвозил Лорса в деревню к дальним родственникам. Безнадежный сердечник, отец и сам любил там пожить, когда позволяла служба.

Именно там, в деревне, Лорс познал чудодейственную способность рук. Ими можно было слепить из глины хлопушку, которая по громкости выстрела не уступает пистолету. Из веточки молодой ивы получалась свирель, если хватало терпения легонечко побить по веточке, чтобы кора сошла с ветви целиком, трубочкой.

Как-то во время деревенских каникул в Лорсе прорезался одержимый мебельщик. Родич Аюб строил дом. Сам тесал, пилил, строгал, вязал плетень. Лорс ездил с ним в лес за прутьями и кольями для плетня, а потом помогал ставить плетень. Аюб остро затесывал колья и вбивал их на расстоянии друг от друга. А потом ряд за рядом плотно перевивал гибкими прутьями, у которых еще была прохладная, живая кора.

Но это занятие Лорсу быстро надоело, потому что здесь ему доверялось только одно: ходить за Аюбом и подливать из медного кувшина — кумгана воду, чтобы кол легче входил в землю.

Тогда Аюб кинул Лорсу ворох дощечек-обрезков. «Делай скамейки». В каждом вейнахском доме излюбленная мебель — низенькие скамеечки: две дощечки стоймя, а к ним прибита сверху дощечка подлиннее. Нет удобнее мебели к низенькому круглому обеденному столу — шу. Такие столы у вейнахов водились в деревнях испокон веков. Особенно же хороша скамеечка, если хочешь посидеть перед очагом и печь кукурузу. С табуретки смотришь на огонь и на подрумянивающийся початок свысока, а со скамейки — на равных.

Лорс заполонил скамеечками дом Аюба так, что никто не мог пройти не споткнувшись. Потом начал дарить свои изделия соседям Аюба.

Однако только у себя в городе Лорс в полной мере ощущал прелесть созидания. Потому что там созидание было неразрывно связано с другим не менее захватывающим процессом — разрушением. В деревне ему все как-то нечего было разрушить. Потому что там не было игрушек, там берегли для хозяйства любую вещь. А в городе полно игрушек. Во дворе — склад, откуда можно утянуть ящики, разломать их и сделать из дощечек мечи и автоматы, а из фанеры — рыцарские щиты и теннисные ракетки.