Леонид Жариков - Повесть о суровом друге

«Как же так бога нема? - думал я. - А молитвенники, а церкви, а Иисус Христос и, наконец, вот Николай-угодник? Если это картинка, то почему святой так зло смотрит на меня? Наверное, уж знает о нашем разговоре с Васькой».

Я вытащил из-за иконы затрепанный святой календарь. Вот великомученица Варвара с печальными, как у Алеши Пупка, глазами. Еще бабушка, когда жива была, учила меня, что этой святой нужно молиться «от нечаянной смерти и головной боли». А вот еще какой-то лысый святой в юбке, с книгой в руке, кажись, преподобный Трофим, которому нужно молиться первого февраля «об истреблении мышей и крыс». А вот мученик Иисус Христос, распятый на кресте. Почему он худущий, как скелет? Потому, что ничего не ел и не пил, все страдал за грехи людские. Как же нема бога?

Но ведь мне сказал об этом Васька. Никому я так не верил, как Ваське! И опять мне вспомнился пьяный отец Иоанн и девочка-сиротка, плачущая над могилой деда-шахтера. Зачем нужно было богу, чтобы она плакала, почему бог не вступился за нее? Вспомнился и Сенька Цыбуля. Неужели бог не видел, как лавочник катался на мне верхом, почему же он не наказал Сеньку?

«Где он, бог, покажи мне его?» - вспомнил я слова Сиротки. И мне захотелось так же смело сказать: «Где бог? Васька сказал, нема бога!»

У кого бы узнать: есть ли бог? Спросить у матери - заругает, а у отца и спрашивать нечего - в церковь он не ходит.

Вдруг меня осенила догадка: «Что, если самому поговорить с богом?»

Не спуская глаз с иконы, я подошел к ней. Николай-чудотворец хмуро смотрел на меня. Тихо, чтобы чудотворец не совсем отчетливо разобрал мои слова, я спросил:

- Бог, тебя нема, да?

Ожидая разящего громового удара, я втянул голову в плечи и зажмурился. Все было тихо. Я пощупал язык - не отсох ли? Язык шевелился.

- Нема бога! - повторил я громче.

Святой тупо глядел на меня темными пятнами очей.

- Нема бога! Бога нема! - выкрикнул я. На душе стало легко и весело. - И не было бога, одни картинки! - продолжал кричать я, ударил ногой в дверь и выскочил во двор.

Ярко светило солнце, и небо над головой показалось мне просторнее, чем было.

- Бога нема! - завопил я на всю улицу и увидел на заборе рыжего Илюху. Он смотрел на меня, испуганно вытаращив глаза. Челюсть у него отвисла.

- Ну, чего уставился? Нема твоего бога, и ангелов нема!

Илюха хотел перекреститься, но от страха не сумел, спрыгнул с забора и пустился наутек.

- Держи Илью-пророка! - закричал я вдогонку и, веселый, побежал через дорогу к Ваське.

Но вдруг у Васькиной калитки я с разбегу чуть не ткнулся в живот Загребаю. Городовой сцапал меня за шиворот:

- А ну стой! Это кто тебе сказал, что бога нема? Идем к отцу!

- Я больше не буду, дяденька...

- Врешь... Ишь разбаловались - бога нема! Отвечай: православный?

- Православный.

- А ну перекрестись!

Я торопливо осенил себя крестом раз, и другой, и третий.

- Скажи: «кукуруза».

- Кукуруза.

- Прочитай «Отче наш».

Я затарахтел заученное:

- Отче наш иже еси на небеси, да святится имя твое, да будет воля твоя...

- Стой!.. Понял теперь, что бог есть?

- Понял...

- Хочешь его увидеть?

- Х-хочу, - машинально пробормотал я.

Внезапно городовой поднес к моему лицу огромный волосатый кулак.

- Вот бог, видел?

Я молчал, глядя на грязный, пахнувший солеными огурцами кулак. Городовой держал его у самых моих бровей, закрыв от меня весь свет.

- Что это? - спросил он грозно.

Я не знал, как отвечать. Городовой закричал:

- Я спрашиваю, что это?

- Б... бог, - испуганно выговорил я.

- То-то же... Я тебе покажу, бога нема! Ишь интильгенты!

Городовой дал мне подзатыльник, и я помчался что было духу к Ваське.

Миновала зимушка-зима; отсвистели вьюги, растаяли надоевшие за зиму, покрытые копотью серые равнины снега в степи за поселком.

Пришла весна.

По крутым склонам каменного карьера снежной россыпью, белым кружевом цвели заросли дикого терна. Чуть подальше, где спускались к речке еще не зазеленевшие огороды, за низкими заборами отцветали абрикосы, вишни, сливы. Земля под ними была усеяна душистыми лепестками. В густой листве сиреневых кустов звенели синицы, пели зяблики, порхали щеглы. От речки доносилось кваканье лягушек, с утра до ночи звучал их разноголосый хор. Не было сил удержаться - манило в степь.

С весной пришла к нам радость - вернулся отец.

Всю зиму он скитался где-то по рудникам: искал работу, да напрасно. С тех пор как отцу выдали «волчий билет», его нигде не принимали. И что это был за билет? Куда отец не придет, ему говорят: «Проваливай. Хорошо «Марсельезу» поешь, пойди еще попой».

Так и воротился отец ни с чем, худой, бородатый. Пиджак на нем был драный, а сапоги ношеные-переношеные, какие-то рыжие, со стоптанными каблуками и без подметок. Если бы отец не улыбнулся, входя, мы с мамкой не узнали бы его.

Гостинцев отец не привез. В пустых карманах пиджака я только и нашел огрызок карандаша да за подкладкой нащупал пачку каких-то красных листков с надписью: «Российская социал-демократическая рабочая партия». Я украдкой вынул один. На листке был стишок:

Дальше прочитать не удалось: вошел отец. Я успел положить листок обратно за подкладку, а в пиджаке запутался.

- Воришку поймал, - весело проговорил отец, входя. Он был добрый, чувствовалось, что соскучился по нас - Ты что в чужих карманах ищешь?

- Обещал гостинца привезти, а сам не привез, - притворился я обиженным.

- Гостинец надо заработать. Отгадаешь загадку - получишь гостинец.

- Какую загадку?

- Ну слушай и отгадывай. Первая загадка такая: «Ударю булатом по каменным палатам, выйдет княгиня, сядет на перину»...

Пряча в усах усмешку, отец не спеша достал кисет, свернул цигарку, вынул кремень, фитиль, огниво, ударил раз-другой по кремню и начал раздувать искру.

- Отгадал? - спросил он, прикуривая.

- Нет.

- Плохи твои дела... Ну, тогда отгадывай вторую: «Лежит брус через всю Русь, а как станет - до неба достанет». Отгадывай.

- Не знаю.

- А ты подумай.

- Я уже думал.

- Эх ты, отгадчик...

Отец вынул из жилетного кармана кусок сахару, завернутый в лоскуток, и отдал мне.

- Грызи... А загадки мои простые. Первая - кремень, огниво, искра. Вторая - дорога. Пролегли дороги через всю Русь - не измеришь их, не сосчитаешь. Сколько ни ходи - не исходишь. Каждый человек выбирает себе дорогу и шагает по ней через всю жизнь. И у тебя будет своя дорога...