Андрей Дугинец - Ксанкина бригантинка

Валерка же больше всего переживал, что он не успеет сделать радиопередатчик. Расторопный Ахмет, пропустивший уже два занятия, чего доброго, уже напал на след преступника. Иначе зачем бы он так настойчиво стучал в стенку?

— Валерий, ты витаешь в облаках. Или уже решил? — вдруг сказала Валентина Андреевна. — Чего ты сегодня такой рассеянный?.. Атнер, да перестань в окно заглядывать, а то пересажу.

Валерка молча уткнулся в тетрадь. Задачу он еще и не прочел как следует. Валентина Андреевна права, что сегодня он рассеянный. Но если бы она знала, что творится там, за окном.

Стук повторился тревожно и настойчиво.

— Да что же это такое! — громко воскликнула Валентина Андреевна и распахнула окно.

Но не успела выглянуть. Валерка бледный, растерянный встал и попросил разрешения выйти из класса. Валентина Андреевна разрешила.

Валерка, выбежав из школы, глянул за угол, там его нетерпеливо ждал Ахмет.

— Скорей за мной, — скомандовал Ахмет, направляясь за хоздвор, где развешивается белье. — Попался тот след!

«С разорения пчел переключился на кражу белья!» — подумал Валерка о преступнике, на след которого наконец-то напали, и побежал что есть духу.

Хотя с самого утра жарко светило солнце, грязь стояла непролазная и следы на ней оставались глубокие, долго незаплывающие. Ахмета Валерка догнал, когда тот уже присел над следом большого сапога.

— Смотри! — тихо проговорил Ахмет, махнув Валерке, чтоб тоже присел.

Валерка послушно сел.

В мягкой, распаренной солнечным теплом грязи след большого сапога был четким и глубоким. Особенно отчетливо отпечатался каблук и на середине каблука вырез. Тот самый вырез, что видели на отпечатке следа разорителя пчел. Валерка проглотил что-то застрявшее в пересохшем от волнения горле и полушепотом произнес:

— Он.

— Тот самый, — подтвердил Ахмет. — Ты сапсем уверен?

— Конечно, — еще тише, но твердо ответил Валерка.

— А теперь смотри сюда. — И Ахмет показал другой отпечаток того же сапога, чуть дальше.

Так, не обращая внимания на отпечаток левого сапога, ребята пошли по следу правого, приметного. След привел к кастелянной, где все было утоптано и больше невозможно было разглядеть отпечаток выреза.

— Неужели белье украли?

— Молчи. Пойдем дальше! — И Ахмет направился от кастелянной в ту сторону, где за хоздвором, словно стая огромных белых птиц, трепыхалось развешанное на веревках белье.

Немного отойдя от кастелянной, ребята снова напали на знакомый след. Но теперь Ахмет предупредил друга, чтоб не нагибался над следом, не присматривался, потому что сапоги эти и сейчас еще бродят здесь, совсем недалеко.

Холодный пот выступил на лбу Валерки, он хотел сказать, что, может, лучше сразу сообщить в милицию, а то вдруг этот тип нападет на них. Но не хотелось показываться трусливым, и он молча последовал за храбрым следопытом. Не доходя до развешанного белья, ребята увидели тетю Тасю, их прачку, развешивающую привезенные на тележке от прачечной полотенца. Сама она маленькая, сухонькая женщина, а обута в огромные сапоги, в те самые сапоги, следы которых привели сюда ребят. Тетя Тася не заметила своих преследователей. А те, немного постояв, ушли, боясь даже сильно дышать. Лишь далеко за хоздвором остановились и посмотрели в глаза друг другу, не зная, что и сказать.

— Сначала я, когда увидел след, подумал, что это и есть тот грабитель пчел, — виновато заговорил Ахмет. — Вот и подал сигнал. А теперь думаю, что тут только его сапоги.

— Да-а, поймали вора… — огорченно проговорил Валерка.

— Постой, скоро не торопись.

— А вдруг она купила сапоги на базаре?

— Тогда наше дело сапсем пропал будет! — махнул рукой Ахмет.

— Расскажем Ксанке. Она давно здесь живет, может, что знает про эту тетю Тасю… — сказал Валерий, направляясь к учебному корпусу. — Ну, я побегу, а то Валентина Андреевна будет искать…

На следующее утро Атнер увидел злополучные сапоги на заборе. Тетя Тася повесила их сушиться. Атнер осмотрел их и ахнул. Это оказались их сапоги. Те самые, в которых они бегали в дождь пускать кораблики.

Ребята пошли к тете Тасе узнать, как попали к ней эти сапоги. Тетя Тася ответила:

— Так это ж Саша, ну тот, кого Худорбой дразните, выбросил их на кучу мусора как-то совсем уже ночью, и ведро, которое вы на голову надевали в дождь. Ну, ведро уже не годится. А сапоги я подобрала, смотрю, они еще крепкие, зачем же сжигать.

Атнер понимающе присвистнул:

— Значит, это Худорба и весь скафандр наш выбросил тогда от зависти, что мы переписываемся с девчонками.

— Эх ты, от зависти! Ничего ты не понял, — возразил Валерка. — Ты видел, как пасечники подходят к улью? В сетке! А у Худорбы сетки не было, так он наш скафандр нахлобучил и пошел в гости к пчелам.

— Так это он разорил ульи? — хлопнул себя по колену Ванько.

— А кто же…

Вечером после недолгого допроса Худорба во всем сознался. Оказывается, он решил сделать так, чтобы вся бригада «С. 3.» попала в милицию за воровство меда. Он оделся, как водолаз, натянул рукавицы и пошел на пасеку. Сначала он наклеил флажок на улей, потом полез за медом. Только пчелы не дали ему вытащить ни одной рамки, залезли под рукавицу и искусали руку. Он не знал, что они и в дождь кусаются.

Суд этот происходил при закрытых дверях, без воспитателей. И приговор вынесли на первый взгляд совсем не страшный. Решили бойкотировать Худорбу и подговорить всех воспитанников не разговаривать с ним и вообще не обращать на него внимания. Никакой ему помощи ни в учебе, ни в чем!

Худорба, нахмурившись, молчал. А Ванько сказал, что это — очень легкое наказание.

— Не торопись! Потом посмотришь, это самый тяжкий наказание! — возразил Ахмет, предложивший такую казнь. — Один, сапсем один человек долго не может жить. Волк может один жить. Человек сапсем не может жить один.

Валерка был дежурным по кухне, и вдруг его вызвали к директору. Не чувствуя за собой никакой вины, Валерка все же встревожился. Возле двери кабинета директора он немного постоял, чтобы собраться с духом, но почувствовал, что сердце бьется все тревожней и чаще, постучал в дверь и вошел.

Сергей Георгиевич приветливо кивнул ему в сторону окна. Валерка глянул туда и обомлел. Возле окна сидели двое: его самая любимая вожатая из родного села Таня и отец. Удивило и обрадовало Валерку то, что отец был таким, как много лет назад, когда он не пил и не буянил. Молодой и красивый, в новом костюме, как тогда, когда он за руку привел Валерку в первый класс.

«Пап!» — хотелось громко крикнуть Валерке, как когда-то, и рассказать самую последнюю и самую важную новость. Но на воспоминание о том далеком и добром времени наплыла тяжелая, мрачная туча невеселых воспоминаний. Валерка стих. Молча пожал протянутую руку отца. Потом подошел к Тане. Но и с ней не нашел, о чем говорить.