Бьянка Турецки - Юная модница на балу у королевы

Луиза смотрела во все глаза, разинув рот, словно не в силах надышаться всей этой красой и великолепием.

— О да, — ответила она наконец. — В самом деле потрясающая прогулка.

Пока они шли по огромному мраморному холлу, Луиза старалась рассмотреть фрески на потолке и висящие на стенах огромные полотна в золотых рамах и в то же время не отстать от Аделаиды, которая быстрым шагом пересекла большой зал и свернула в боковое крыло. В этом зале, возле этих картин Луиза почувствовала себя так, словно она шла по музею Метрополитен в Нью-Йорке. Потом вдруг мадам Аделаида извинилась, сказав, что, кажется, забыла в Малом Трианоне свои любимые шелковые перчатки. Видимо, эти перчатки были какие-то особенные, раз ей не лень было опять почти час тащиться за ними.

До начала приема Луиза решила обследовать дворец. Разве можно было хотя бы бегло не ознакомиться с ним, если уж она там оказалась? Она повернула в сторону, противоположную той, куда ушла ее компаньонка, и зашагала по широкому пустынному сводчатому коридору, с удовольствием стуча по черно-белым мраморным плиткам каблуками старомодных фиолетовых домашних туфель. По одну сторону коридора тянулась вереница грандиозных, высотой в двадцать футов, арочных окон, выходивших на террасу, откуда открывался отличный вид на парк.

Вдруг она едва не споткнулась о маленьких собачек, которые, скользя на гладком мраморе, с громким лаем и отчаянным упорством преследовали белую пушистую персидскую кошку, удиравшую от них по коридору. Луиза зажала нос. Ее начинало слегка тошнить от запаха, который стоял по всему дворцу, — смесь талька, апельсиновых цветов и собачьих экскрементов. Это был самый роскошный и в то же время самый грязный из всех дворцов, которые ей доводилось посещать.

Она заглянула в первую дверь справа, потому что кто-то по легкомыслию оставил ее приоткрытой. Дверь была такая высокая, что Луиза с трудом дотянулась до позолоченной ручки. Она начинала чувствовать себя Алисой в Стране чудес. Комната была вся в обоях с цветочным рисунком — вьющийся виноград, лилии и павлиньи перья на них перекликались с вышивкой на обивке мебели и портьерах. На каминной полке с изысканной облицовкой стоял бюст принцессы, а над ним висел портрет незнакомого Луизе мужчины с прической как у Джорджа Вашингтона, в красно-синей форме с золотыми пуговицами. С расписного потолка свешивались на длинных тяжелых золоченых цепях две хрустальные люстры. У одной стены, рядом с маленькой, едва заметной на цветных обоях дверью стоял застекленный шкафчик красного дерева, где лежали драгоценности. Если бы в этом дворце играли в прятки, Луиза запомнила бы эту дверцу на всякий случай.

Она удивилась, увидев дофину (что, по ее мнению, означало «принцесса»), которая стояла посреди этой роскошной комнаты на отполированном деревянном полу босая и в одной тоненькой шелковой комбинации персикового цвета. Она обхватила руками свое худенькое тело, а вокруг нее хлопотали по меньшей мере десять женщин, в том числе принцесса де Ламбаль, которую Луиза сразу узнала по зеленому, цвета мяты, платью, а не по круглому ангелоподобному личику, которое раньше трудно было разглядеть под ее соломенной шляпой. В отличие от дофины все остальные женщины были полностью одеты, на них были длинные платья с широкими юбками-кринолинами и прилегающими корсажами. Хотя дофина стояла в одной сорочке, ее светлые пепельные волосы были уже взбиты в башенную композицию, украшенную перьями и гребнями с искрящимися в них драгоценными камнями, а на щеках горели два ярко-красных пятна от румян. Луиза боялась, как бы не чихнуть, потому что в носу у нее щекотало от непреодолимого запаха пудры и цветочных ароматов. Одна из женщин натянула на дофину замысловатый корсет, другая туго зашнуровала его у нее на спине. Похоже, каждая помощница исполняла в этой процедуре свою особую роль. Все их движения были предельно отточенными, и действовали они так слаженно, словно изо дня в день совершали этот ритуал. Принцесса де Ламбаль держала наготове роскошное красное платье в ожидании одобрения со стороны дофины. Луиза вспомнила свой недавний странный сон, в котором старомодно одетые женщины обряжали ее в прекрасное голубое шелковое платье. Уж слишком много общего было в этих двух сценах. Может быть, тот безумный сон предвещал ей это путешествие во времени!

— Excusez-moi [46] Прошу прощения (фр.). .

Луиза вернулась к реальности, когда высокая пожилая женщина в темной бархатной накидке и черной шляпе с пером отстранила ее, не глядя, и вошла в комнату, не потрудившись закрыть за собой высокие французские двери.

Все мгновенно замерли. Принцесса легким наклоном головы приветствовала даму, которая неторопливо сняла свою накидку. Затем принцесса де Ламбаль повесила темно-красное платье с необъятным кринолином на вешалку с мягкой прокладкой и с почтительным кивком передала его пожилой женщине, пока дрожащая от холода, по-прежнему полуголая дофина беспомощно наблюдала за ними. Наконец, с нарочитой неторопливостью стянув с рук длинные коричневые кожаные перчатки для верховой езды, высокая пожилая дама в черной шляпе с пером помогла принцессе втиснуться в громоздкое платье с жестким корсетом и застегнула его на спине. После чего принцесса де Ламбаль прикрепила к платью длинный красный шелковый шлейф. Это казалось уже перебором. Неудивительно, что приготовления к обеду начались в середине дня. В зависимости от того, перед кем должна была появиться дофина, процесс одевания мог растянуться на весь день.

— Все в курсе, когда я умываюсь и какие накладываю румяна, — тихо сказала дофина.

Никто не отозвался.

Тоскливое чувство вдруг овладело Луизой. Ей казалось странным, что принцесса, которая живет в настоящем дворце и имеет потрясающий дом для игр, может чувствовать себя неуютно, но она и представить себе не могла, каково это — каждый день одеваться прилюдно и даже не иметь права снять с вешалки собственное платье. Из письма ее матери было ясно, что эта беспомощность объяснялась придворными традициями и этикетом. Несмотря на присутствие в комнате людей, принцесса выглядела покорной и совсем одинокой.

— Не соблаговолит ли кто-нибудь закрыть дверь? Страшно сквозит, — сердито приказала принцесса.

Высокая, инкрустированная слоновой костью дверь резко захлопнулась перед носом Луизы. Девочка поднялась на цыпочки и провела кончиками пальцев по золотой узорчатой гравировке на верхней панели. Дойдя до середины, она поняла, что это не просто рисунок, а монограмма. Луиза отступила назад, чтобы разглядеть ее издалека, и увидела буквы и , затейливо переплетенные между собой. Они тоже что-то ей напоминали. Эти покои принадлежат какой-то М. А.? Версаль, дворец, французские слова… Стоп! Эти покои в Версале, и они принадлежат М. А.?!