Бьянка Скардони - Порочность [ЛП]

АНАКИМ — раса людей, рождённых с человеческой душой и кровью ангелов; потомки нефилимов.

ВОИН — потомок ангелов-воинов; обладает сверхсилой и способностью чуять демонов, а также манящей кровью.

ДОЧЬ АИДА — потомок Люцифера, которому предсказано воскресить Люцифера и положить начало концу света.

ЖНЕЦ — потомок ангелов-проводников; способен телепортироваться, путешествовать во времени и читать мысли.

ЗАКЛИНАТЕЛЬ — потомок ангелов-магов; способен творить магические заклинания, управлять элементами и манипулировать энергией.

ЛЮЦИФЕР — ангел, созданный первым, и первый же падший; заточён в гробнице в аду.

ОГНЕННАЯ ПЫЛЬ — магический порошок, созданный Высшими Заклинателями, который отправляет Воскрешённых в Сангвинариум.

ОРДЕН РОЗЫ — секретная организация, контролирующая деятельность анакимов.

ПЕРЕВЁРТЫШ — потомок ангелов-хранителей; способен принимать животный облик, а также общаться телепатически.

ПРИЗЫВ — древний ритуал, используемый Орденом для призыва сил анакима.

ПРОВИДЕЦ — потомок ангелов-посланников; может общаться с миром духов и предсказывать будущее.

САНГВИНАРИУМ — мир вечных мук для Воскрешённых, которых рассеяли.

ТЁМНЫЙ ЛЕГИОН — потомки, восставшие против Ордена и присягнувшие тёмной стороне/Люциферу.

ВОИНЫ

(потомки ангелов-воителей)

Джемма

Тесса

Габриэль * [1] * Воскрешённый

Карл

Томас † [2] † мёртвый

Жаклин *

ЖНЕЦЫ

(потомки ангелов-проводников)

Трейс

Питер

Линли †

ЗАКЛИНАТЕЛИ

(потомки ангелов-магов)

Никки

Калеб

Карли

ПЕРЕВЕРТЫШИ

(потомки ангелов-хранителей)

Доминик *

Бен

Джулиан

ПРЕДСКАЗАТЕЛИ

(потомки ангелов-посланников)

Морган

ТЕМНЫЕ ЗАКЛИНАТЕЛИ

(вступившие в Темный Легион)

Арианна

Аннабель

Анита

Свет факела плясал по моей камере, будто тюремщик, дразня свободой, которой у меня больше не было. Уже несколько дней я не выходила наружу. Уже несколько дней я не говорила ни с одной живой душой. Мой желудок урчал от голода, а горло горело от жажды и истощения. Из-за этого мои усталые глаза стали видеть вещи, которых на самом деле здесь не было. Вроде надежды и солнечного света.

И Трейса.

Его прекрасное лицо постоянно мелькало перед моим внутренним взором, наподобие коротких кадров на разорванной киноленте. Я могла видеть его радужные глаза, глядящие на меня из темноты, его ямочки, подмигивающие мне в унисон. Порой, если я достаточно вслушивалась, я даже могла услышать его чарующий шёпот мне на ухо, говорящий, что всё будет в порядке, хотя я и знала, что это было не так. Не так, потому что я была заперта в каком-то подземелье, удерживаемая против воли смертоносным Воскрешённым, обладавшим единственным ключом к моей свободе.

И никто не знал об этом, кроме меня.

Я часами, днями, ходила по маленькой камере, считая свои шаги, будто бы ожидала, что кто-то ко мне придёт. Поговорит со мной. Накормит. Но никто не приходил. Дни проходили за днями, и часы начали постепенно перетекать друг в друга, пока дни и ночи не исчезли окончательно. На смену мучительной боли пришло онемение и пустота. Меня будто бы затягивало в большую, чёрную дыру, в которой время попросту не существовало. В ней были только я и мой собственный ад, поставленный на бесконечный повтор. Каждый оборот уносил меня всё дальше и дальше от себя самой — всё дальше и дальше от здравого рассудка.

Я представляла себе, что ожидание было частью их игры. Способом сломить меня до начала настоящих пыток. К несчастью для них, они опоздали. Я уже была сломлена. Сломлена под собственными пытками — мыслями о парне, которого я любила, и обо всех остальных людях, оставшихся в Холлоу Хиллс. Удушающая темнота уже опустилась на меня и поглощала каждый дюйм моей души, так как я боялась больше никогда его не увидеть. Ничто из того, что они могли бы со мной сделать, не было бы хуже той мучительной боли, которая уже была в моём сердце, уничтожая меня изнутри.

И вот так я ждала.

Всегда ждала.

Моя кожа была всё такой же липкой от пота, грязи и засохшей крови с той ужасной ночи в лесу. Как бы сильно я ни старалась оттереть её ладонями, я не могла избавиться от трагического напоминания. Если честно, я по-прежнему не понимала, что именно со мной произошло, кто напал на меня той ночью в лесу и как именно я это пережила. В моей голове роились дюжины теорий, но ни одна из них не находила должного подтверждения.

Прижавшись спиной к окованной железом деревянной двери, я сжимала кроваво-красный камень и двигала его туда-сюда по цепочке, все еще висящей на моей шее. Амулет должен был стать моей защитной преградой. Он должен был защищать своего владельца от опасности, и я видела, как это сработало той ночью в церкви с Трейсом и Домиником, но было больно признать, что он больше не работал. Он был сломан. Либо так, либо что-то неправильное во мне мешало ему выполнить своё предназначение.

Но как тогда мне удалось вернуться? Почему я всё ещё была жива? Моё горло было перерезано от уха до уха — и я истекала кровью куда сильнее, чем просто до потери сознания. Но я не умерла. Я очнулась.

И теперь я здесь.

Мой взгляд блуждал по бетонной комнате, по-прежнему не понимая, что это за место. Здесь не было ни окон, ни опознавательных знаков, ни маркировок, ни люков, через которые можно было бы сбежать. Один лишь грязный, испачканный кровью матрас у каменной стены и грязный кустарный туалет в дальнем углу. Я не осмеливалась притронуться ни к первому, ни ко второму.

Воздух был тяжёлым и влажным, словно в дождливый день в каком-то старом заброшенном подвале, где царил гнилостный запах. Пахло очень похоже на плесень и смерть, и что-то ещё. Что-то металлическое и зловещее. Грязь и гниль покрывали пол подо мной, а с потолка капала вода, будто дождь, обрушиваясь на меня и мою могилу с разгневанного, мстительного неба.

«Добро пожаловать в твоё последнее пристанище», — сухо подумала я и крепко зажмурилась, пытаясь прогнать пугающую мысль.

— Ты не умрёшь здесь, Джемма, — глубокий баритон Трейса окутал меня словно тёплое, оберегающее одеяло. — Ты сильнее, чем думаешь. Не сдавайся.

Я замотала головой и закрыла уши, мысленно перебирая воспоминания о лучших днях, лучших моментах прошлого — всё в надежде найти его. В глубине моего горла зародился всхлип, обжигая внутренности невыносимой агонией и болью утраты.

Как бы я ни старалась заблокировать его, стереть из памяти ради своего же блага, моё сердце не позволяло мне его отпустить. Оно держалось за память о нем, словно за спасательный круг, к которому я не могла дотянуться. Краешек его маячил вне моей досягаемости, и от этого я только глубже погружалась под воду. Мне становилось всё сложнее и сложнее дышать.