В. Еремин - Тайны огонь-горы, или Полосатое лето

— Занятий сегодня не будет, — с олимпийским спокойствием говорил он. — Вы по-русски понимаете? Сколько вам повторять?

— Валерий Павлович, ну, пожалуйста, — канючила Винни, — мы уже три дня не ездим. Ну что вам стоит?

— Нам это стоит, — усмехнулся жокей, обращаясь к коню, — верно, Гарри? И вам, мои юные друзья, это будет стоить. А как иначе? За удовольствие нужно платить. Скажи, Гарри?

Гарри сконфуженно фыркал и встряхивал гривой, словно испытывал неловкость за тренера.

— Вам заплатят, — сказал Лешка. — Вы что, не понимаете? В лагере временные трудности. Через пару дней утрясется, и все будет нормально…

— Вот через пару дней и поедем, — не теряя душевного равновесия, отвечал жокей. — Верно, Гарри?

Гарри молчал, глядя на ребят сочувственно и печально.

— С Гарри проще договориться, чем с вами, — возмутилась Саша. — Может, ему вредно стоять тут три дня без движения? Может, ему самому побегать хочется?

— А вот если тебя три дня не покормить, тебе захочется бегать? — повернулся к ней Валерий Павлович. — Тем более когда у тебя кто-то еще на шее сидит?

— Илья приносил овса! — закричала Джейн. — Они не голодные! Мы им свой хлеб отдадим, если надо!

— И первое, и второе! — самоотверженно заявил Асисяй.

— И компот! — отрывая от сердца самое дорогое, добавила Винни.

Ребята поддержали их дружным гулом. Все были готовы голодать, лишь бы при этом разрешали ездить верхом.

— Это не считово… — отмахнулся жокей, ловя себя на том, что невольно изъясняется по-детски.

— Как это — не считово?! Почему? — завопила Фифа. — Овес что надо! Целый мешок! Очень даже считово!

— …потому что должен быть порядок, — закончил свою мысль Валерий Павлович. — Животных должны кормить не частные лица, а лагерь. Ясно? Илье, конечно, спасибо… Его мы, положим, готовы прокатить. Верно, Гарри?..

— Не надо, — мрачно ответил Илья.

— А вот когда нас будет кормить лагерь, тогда мы и будем его катать. Верно, Гарри?

Гарри отворачивался, как будто от смущения был готов провалиться сквозь землю.

— Так нечестно, — сказала Саша. — Илья не богатый, а вон — целый мешок овса привез. А у вас и часы, и цепочка, и перстень, и даже зубы золотые, а вы жмотитесь. Хоть бы крестик золотой сняли…

— Зубы! — закричал жокей. — Нечего мне тут в рот заглядывать! Не надо ля-ля! Давайте отходите, не волнуйте животное!

Что было делать? Ребята отошли, расположились на пригорке — прямо на траве.

— Опять обломались, — досадливо резюмировала Джейн. — Не чел, а замок какой-то…

— Полный тухляк, — безнадежно кивнула Винни. — Хоть все бросай — и в город!

— Не гоните волну, — успокоил Асисяй. — Все будет чики-чики…

— Что же делать? — поставил извечный вопрос Лешка.

— Давайте скинемся кто сколько может, — предложила Саша, снимая с Асисяя бейсболку.

И, порывшись в карманах, первая опустила в нее бумажную ассигнацию.

Маленький народ загалдел и, следуя примеру, приступил к обследованию своей наличности. В бейсболку полетели смятые бумажки, зазвенела мелочь.

— Кто будет казначеем? — спросил Асисяй.

— Муромец! — выкрикнула Джейн. — Он толковый…

По-крестьянски основательный, Илья быстро пересчитал деньги.

— Двести пятьдесят четыре рубля тридцать шесть копеек, — огласил он результат.

Ребята увяли.

— Ну, ничего, — бодрясь, сказал Асисяй. — На овес хватит!

А Лешка, отвернувшись и прикусив губу, о чем-то задумался…

Утро следующего дня началось с необычайного происшествия, буквально перевернувшего всю лагерную жизнь. Перед подъемом Говорилыч Плюшкин забежал по какой-то хозяйственной надобности к начальнику лагеря и обнаружил у него под дверью записку, которую тут же и вручил еще не вполне проснувшемуся Достоевскому.

— «Загляните под Верблюд-камень, и вы найдете там решение ваших проблем», — хлопая глазами, прочел Олег Иванович. — Подпись: «Огонь…» Огонь… Кто такой Огонь?

— Огонь — это гора, — исправно доложил Говорилыч.

— Какой ты умный, Гаврилыч! — рассердился Достоевский. — Тебе, часом, череп не жмет? А то я без тебя не знаю, что Огонь — гора! Кто прислал записку? Гора?!

— Я не знаю, — честно признался завхоз.

— Наверное, пацаны прикалываются, — предположил Олег Иванович.

— А по почерку? — прищурился Говорилыч.

— На компьютере напечатано, — протянул записку Достоевский. — Значит, точно дети.

Говорилыч внимательно осмотрел бумагу на просвет, понюхал.

— Ты еще пожуй, — посоветовал Олег Иванович. — Ну что, пойдем глянем? Мало ли что…

Полчаса спустя они подошли к скале, и впрямь похожей на огромного двугорбого верблюда.

— Вон оно, — почему-то шепотом произнес Говорилыч, увидев торчащий из расщелины пакет, — решение всех проблем…

Достоевский потянулся было к таинственному сюрпризу, но Говорилыч вдруг ухватил его за рукав:

— Погоди, Иваныч! А вдруг это… как его? Взрывное устройство? А вдруг — терроризм и все такое?

— Чего-о?

— Надо бы сначала саперов вызвать. С собаками!

— Ага, — кивнул Достоевский, — и бригаду из психушки… для тебя!

Он нагнулся, извлек из расщелины пакет, развернул — и обомлел.

— Ёш твою клеш, — потрясенно выдохнул Говорилыч. — Похоже, не пацаны…

В пакете лежали аккуратно упакованные стодолларовые пачки.

Ну и дела! Мир полон чудес, а наше правдивое повествование — в особенности! Некто, пожелавший остаться неизвестным, передал на нужды терпящего бедствие лагеря именно ту сумму, которая позволяла решить все его проблемы. Асисяй теперь мог быть спокоен: за завтраком ему было обеспечено масло. Говорилыч мог продолжить затеянную им покраску забора. Терпеливые инструкторы теперь получат зарплату, и даже непреклонный пред любыми уговорами жокей Валерий Павлович немедленно приступит к седланию всех имеющихся лошадей, вплоть до застоявшегося в загоне красавца Гарри.

Однако тут есть одна запятая. Мы охотно примем любого героя, решившего появиться на подмостках в маске или, более того, пожелавшего вовсе там не появляться, а действовать за кулисами, не называя своего имени, — такими героями полна мировая литература. Мы готовы восхищаться ими и, быть может, даже им подражать. Однако в реальной жизни человек, бросающийся такими деньжищами, просто обязан представиться. Иначе нельзя. Иначе возникают вопросы: кто этот неизвестный доброжелатель? Имеем ли мы моральное право воспользоваться его щедростью?