Робин ЛаФевер - Теодосия и изумрудная скрижаль

Не в силах разгадать эту загадку, я продолжила чтение. Морибундус утверждал, что Изумрудная табличка хранилась в Александрийской библиотеке вместе с Книгой Тота – работой в тридцати шести томах, где были собраны все знания по египетской философии и магии, и они обе погибли во время пожара. Я разочарованно вздохнула. Представить трудно, сколько драгоценной информации, сколько древних знаний погибло в огне того проклятого пожара.

Но постойте минутку! Если Изумрудная табличка погибла во время пожара, то как она могла оказаться в подвале нашего музея? Надеясь найти еще какие-то ключи к тайне, я перевернула страницу. Там, на полях, виднелась сделанная чьей-то рукой приписка. «Говорят, что некоторые из этих древних книг уцелели во время пожара и были спрятаны в пустыне неподалеку от Александрии в месте, которое известно только посвященным уаджетинам».

Очень интересно! К сожалению, мне не совсем было понятно слово «уаджетины», а без этого определить место, где находится тайник, нечего было и надеяться. Я услышала, как открылась дверь, и, не поднимая головы, сказала:

– Что ты так рано, Генри? Еще не обед.

– Вообще-то это не Генри, а я, – сказал вошедший в комнату Стилтон. – А обед, между прочим, уже прошел.

– О, это вы, Стилтон. Простите, я совсем забыла про время.

– Как всегда, мисс Теодосия, когда вы занимаетесь исследованиями. Нашли что-нибудь насчет Изумрудной таблички?

– Тсс! – ответила я, не желая, чтобы кто-то говорил о табличке вслух. – Нет, еще нет. И, напоминаю, никто пока что не должен знать, что я нашла ее.

– Ну, разумеется!

– Чем могу быть вам полезной, Стилтон?

Он судорожно дернул своей левой рукой и ответил:

– Я хотел расспросить вас о той суматохе, что случилась у нас в музее сегодня утром. Сам я не застал ее.

Я откинулась на спинку стула и с удовольствием потянулась.

– Какой-то бродяга забрался ночью в музей и проспал до утра в подсобке, где хранятся швабры.

– Но я слышал, что это был египтянин? Странное совпадение.

– Верно, – согласилась я, прикидывая, что можно рассказать Стилтону, а что нет. Не будем забывать, что он работает на Троули.

Левая щека Стилтона задергалась, и ему пришлось приложить к ней руку, чтобы остановить судороги.

– Это был тот самый египтянин, с которым вы потом разговаривали на улице возле музея?

– Кто вам это сказал? – резко спросила я.

– Никто, мисс Тео. Я сам видел. Так получилось, что в это время я как раз подъезжал к музею.

– А, ну хорошо. Да, это был тот самый египтянин.

– Странно. О чем вы могли с ним разговаривать?

Я прищурилась, размышляя над тем, зачем Стилтон пытается вытянуть из меня эту информацию, а затем ответила:

– Ничего странного. Выяснилось, что он работал одно время в каирской Службе древностей, и мама пригласила его прийти сегодня к нам в музей. А мне было интересно узнать, чем именно он там занимался.

– И это все, о чем вы говорили? – спросил Стилтон, наклоняясь вперед и буквально сгорая от любопытства.

– Ну, да. О чем еще мы могли с ним говорить? И почему вы об этом так расспрашиваете?

– Нет, ничего. Просто любопытно.

Устав от бесконечного блуждания вокруг да около, я протерла свои уставшие глаза и решила сменить тему.

– Слушайте, Стилтон, мне кажется, вы очень много знаете об Изумрудной табличке. Скажите, как, по-вашему, откуда люди могли знать об этой табличке, если она все эти годы была замаскирована под фальшивую стелу?

– Некоторое время табличка хранилась в Александрийской библиотеке, и с нее много раз снимали копии.

– Но кто и как мог расшифровать надписи на табличке? Они сделаны на языке, которого я не знаю. А вы его знаете?

– Ах, вы об этом! – улыбнулся Стилтон. – Дело в том, что это халдейская клинопись.

– Халдейская?

– Да, так писали в Халдее, которую греки называли Вавилонией. Если быть точным, это было во времена одиннадцатой вавилонской династии, шестой век до нашей эры.

– Но если табличка, как утверждают, написана самим Тотом или даже Гермесом Трисмегистом, почему они использовали халдейскую клинопись, а не египетские иероглифы?

– Прекрасный вопрос, мисс Тео. Все наши современные переводы текста таблички сделаны со средневековых латинских или арабских копий оригинала.

– А сейчас кто-нибудь умеет читать по-халдейски? – спросила я.

– Буквально горсточка ученых, – ответил Стилтон. – Но и они смогли расшифровать халдейскую клинопись всего несколько десятилетий назад, так что подлинный текст на табличке никто из них никогда не видел.

– Что делает ее еще более ценной с научной точки зрения, – задумчиво сказала я.

– Многие исследователи считают, что написанная на табличке формула не работает именно из-за неточностей в переводе. Кто знает, что может дать истинный, абсолютно верный перевод? – сказал Стилтон, и его глаза заблестели так, словно он уже видел перед собой груды золота.

– Стилтон, – начала я, но не договорила, услышав, как меня по имени окликнул Генри.

Увидев Генри, Стилтон поспешно попрощался и вышел. Черт побери! Сегодня здесь такое плотное движение, будто это не библиотека, а вокзал Чаринг-кросс. Генри едва дождался ухода Стилтона, брата буквально распирало от желания поделиться новостями.

– Ну, что скажешь, Генри?

– Ты оказалась права, Тео! Фагенбуш действительно что-то замышляет!

– В самом деле? – Какое счастье, что мы его наконец-то подловили! – И что же тебе удалось выяснить?

– Ну, понимаешь, он как-то странно ведет себя. Все время дергается, нервничает. Сядет, и тут же вскочит, и начинает метаться из угла в угол.

– О, – разочарованно вздохнула я. Увы, ничего Фагенбуш не замышляет, просто у него песок в штанах. Проклятие, которое он подцепил от того стула. Однако Генри отлично справился с заданием, поэтому не стану я его расстраивать, пусть радуется. Я взглянула на настенные часы и воскликнула: – О, боже! Я едва не прозевала свидание с Уиллом.

– Мы встречаемся с Уиллом? – встрепенулся Генри.

– Да, сегодня, в парке.

Об этом свидании я с Уиллом договорилась еще до того, как получила нагоняй от Вигмера, и не могла не прийти на эту встречу. В конце концов, необходимо объяснить Уиллу, что произошло.

Пока я складывала книги, Генри принялся что-то искать на полу.

– Что ты там ищешь? – спросила я. – Нам пора идти.

– Хотел взять с собой в парк мраморные шарики, а их нет нигде. Куда ты их спрятала?

– Я? Не смеши меня. Я их не трогала.

– Но я оставил их здесь, – набычился Генри.

– Может, это тебе просто показалось, – ответила я и добавила, не желая вступать в перепалку: – Я ухожу. Ты идешь со мной или нет?

Генри поднялся, сунул руки в карманы и буркнул, пнув ногой пол:

– Иду.