Вано Урджумелашвили - Суворовцы

— Далеко ли едешь на своем иноходце, Арсен?

Трудно описать словами, что я переживал в эти минуты. Предоставляю судить вам самим. С этого дня я даже не подходил к своему иноходцу.

На очередных занятиях офицер-инструктор посадил меня на рыжего коня. И у этого коня есть свои недостатки — любит ржать, не может стоять долго на одном месте, — но вообще-то он очень умный и смирный.

Теперь каждый вечер в свободное время я хожу в конюшню и кормлю своего коня хлебом и сахаром. Он очень привык ко мне. Как услышит мои шаги, сейчас же начинает ржать и глядеть в мою сторону. Мы с ним очень подружились. Впрочем, про нашу дружбу никто ничего не знает.

Позавчера за обедом я встал из-за стола последним. Свой обед я съел без хлеба, а разве так будешь сыт? Повар, с которым я уже успел завести дружбу, налил мне ещё борща. Я мигом очистил тарелку и снова подошёл к окошку.

— Раз уж отважился на доброе дело, — говорю, — так доведи его до конца — подбавь мне киселя.

Повар у нас такой толстый, что его огромный живот еле-еле помещается под халатом.

Лукаво подмигнув, толстяк налил мне два черпака киселя. Пока я уплетал кисель, прошло довольно много времени. Наскоро завернув в бумажку свою порцию хлеба, я вышел во двор.

Суворовцы уже были в строю и с пением шли к общежитию. Я бегом догнал отделение и попросил лейтенанта разрешить мне стать в строй.

— Почему вы опоздали? — спросил лейтенант и, не дожидаясь ответа, добавил громко — Что у вас под мышкой?

— Хлеб, товарищ лейтенант.

— А для чего вы его несёте в общежитие? Неужели вы до ужина дотерпеть не можете?

— Нет, товарищ лейтенант, это для моей лошади. Я каждый вечер приношу ей кусочек хлеба и сахара.

Лейтенант рассмеялся.

— Станьте в строй, — сказал он мне, — только в другой раз не смейте опаздывать.

Я решил больше не опаздывать и на другой день пообедать раньше всех.

Торопясь поскорее съесть свою порцию, я обжигал себе рот горячим харчо, глотал мясо, не разжёвывая. Зато первым встал из-за стола и вышел во двор. Взять хлеба для коня я уже не посмел. Правда, лейтенант ничего мне не говорил о том, что хлеб брать из столовой нельзя, но ведь и разрешения не давал. Я сам решил не брать.

— Вы так быстро пообедали? — спросил меня лейтенант.

— Да, товарищ лейтенант, — ответил я.

Логинов посмотрел па часы, покачал головой и сказал:

— Вы, суворовец Паичадзе, пообедали за десять минут, на обед предусмотрено больше времени. Нарушение распорядка— такой же проступок, как и невыполнение приказания.

Ничего не могу понять! Опоздаешь — говорит: почему опоздал, кончишь раньше — опять упрекает: куда, мол, торопишься.

Как-то в воскресный день я гулял в нашем парке. Я медленно шагал по только что политой аллее, по обеим сторонам которой расставлены скамейки. Все они были заняты суворовцами. В лицо мне дул ветерок с моря, пахло распустившимися цветами, в тени деревьев было прохладно. В отличном настроении я дошёл до конца парка и вдруг увидел, что в сторонке на скамейке сидит знакомая мне девочка с красным бантом и держит толстую книгу на коленях. Я считаю её знакомой, потому что мы уже много раз видели друг друга, хотя ни разу ещё не разговаривали. Я медленно прошёл мимо девочки. Она бросила на меня быстрый взгляд, тихонько засмеялась и сейчас же принялась за чтение.

Я шёл, еле передвигая ноги. Меня так и тянуло присесть рядом с ней на скамейку.

«Нет, не обернусь», — проговорил я про себя, но… всё-таки обернулся.

Осторожно присев на край скамейки, я раскрыл только что купленную книгу и уставился в неё, будто читаю. А на самом деле всё моё внимание было поглощено сидящей рядом девочкой. Она тоже делала вид, что занята книгой. Но я замечал, что и она поминутно посматривает на меня.

Так мы сидели долго. Наши глаза несколько раз встречались, но ни я, ни она ни слова не проронили, как будто мы были в ссоре.

Неизвестно, сколько бы времени продолжалось так, если бы не заводской гудок. Гудок бывает в пять часов, а мы обедаем в четыре. Я вскочил как ужаленный и помчался в столовую. Дорогой я старался убедить себя, что лейтенанта там не будет. Но и тут мне не повезло: только я открыл дверь в столовую, как наткнулся на Логинова.

— Опять опоздали? — сказал он мне. — На этот раз уж я вам объявляю выговор, понятно?

Что же я мог сделать, как не повторить: «Понятно».

Прошло несколько дней. Я не передавал лейтенанту приказания генерала. Лейтенант также не говорил мне ничего. Я радовался, думая, что всё обошлось.

Хорошо, что Смирнов не слышал, как я обманул генерала. По-моему, Смирнов ненадёжный человек. Он может прямо в строю доложить лейтенанту, что, мол, Паичадзе совершил такой-то поступок, а то и в стенгазету написать, да ещё поместить такую карикатуру, что осрамит тебя на всё училище.

Правда, хотя и шло всё благополучно, я соблюдал осторожность. От генерала старался держаться чуть ли не на пушечный выстрел и, как только замечал, что он идёт по направлению ко мне, мигом сворачивал с пути или скрывался за углом. Хорошо, что в эти дни нас не пускают в город. Впрочем, если бы даже отпустил меня лейтенант, я бы ни за что не пошёл, боясь столкнуться с генералом.

По четвергам перед зданием общежития, на маленьком плацу, окружённом высокими чинарами, у нас бывает строевой смотр. Ровно в девять часов утра выстраивается всё училище. Заместитель начальника зычным басом отдаёт команду: «Смнрно-о! Равнение напра-во!» — идёт навстречу генералу и докладывает:

— Товарищ генерал, училище к строевому смотру построено!

Генерал с поднятой рукой обходит ряды суворовцев п приветствует нас:

— Здравствуйте, суворовцы!

— Здравия желаем, товарищ генерал! — раздаётся в ответ громкий возглас.

Потом генерал поднимается на трибуну.

— Равнение направо, смирно!.. — волной перекатывается команда по отделениям.

Начинается торжественное шествие суворовцев.

Какое красивое зрелище! Недавно я был дневальным и издали глядел на строевой смотр.

Духовой оркестр играет торжественный марш, именно тот марш, который звучит на Красной площади во время парада войск. Впереди суворовцы несут сверкающее в лучах солнца знамя. В верхнем углу знамени — тиснённое золотом изображение самого дорогого для нас человека — Ленина. По обо стороны боевого знамени шагают ассистенты — отличники учёбы. За знаменем следует группа офицеров-воспитателей.