Алексей Олейников - Велькино детство

Наконец, исцарапанный, но довольный, Велька спускался вниз. Они с бабушкой сворачивали покрывало за края и пересыпали добычу в ведро – обычно с одного дерева набиралось не больше трети. Гордо повесив на плечо покрывало, Велька, как знаменосец, шествовал впереди, а следом шла бабушка с ведром. Они продвигались дальше, а над ними, на самом верху, вцепившись в тоненькие ветки, гордо и неприступно пламенела пара самых сочных и спелых абрикосов.

– У, заразы, – грозилась деревьям бабушка сухоньким кулаком. – Посрубать бы вас всех!

Но у деда до мятежных абрикосов вечно не доходили руки, и деревья ещё долго бы стояли, дожидаясь какого-нибудь сильного урагана, но случилось другое стихийное бедствие – бабушкин день рождения.

Строго говоря, бедствием был не день рождения, а Велькино желание сделать подарок. Причём непременно такой, чтоб она ахнула и от восторга не знала, что и сказать. Вот тогда ему на ум и пришли абрикосы.

Ради этого пришлось пойти на жертвы. Вообще-то Велька спать любил и без необходимости рано никогда не вставал. Но ещё больше, чем спать, он любил делать сюрпризы. Это было его страстью – сделать что-то трудное, большое и нужное, причём так, чтобы никто не заметил, что он это сделал.

И только потом, когда все вполне увидят и оценят, какая большая и трудная работа была сделана, когда восхитятся и воскликнут: «Где же этот неизвестный герой, который совершил этот трудовой подвиг? Где же он, пусть выйдет и покажется!» – только тогда Велька скромно выходил и пожинал заслуженные плоды славы.

Доходило до смешного. Например, вскопать просто так огород под картошку Велька ни за что не согласился бы. Вернее, он копал, но вот как? Ведь давно известно, что рабский труд неэффективен, а Велька в таких случаях чувствовал себя распоследним крепостным. Он нудно и скучно ковырялся в земле, и даже разбивание лопатой больших земляных комьев не развлекало его, даже поиск белых толстых личинок майского жука и ловля юрких, похожих на миниатюрные бронепоезда медведок – ничто тогда его не радовало. Зато в качестве сюрприза он бы этот огород вскопал с великой радостью.

Тем утром Велька поднял себя за шиворот рано-рано. Конечно, не раньше бабушки – проснуться раньше неё, ему казалось, было просто невозможно. Когда он ложился спать, она всё ходила и ходила по двору, что-то доделывая, бродила в густых синих сумерках, подступивших к самому фонарю над крыльцом, и ему сквозь сон слышалось, как она хлопает дверьми, гоняет вечно голодных кошек и запирает двери, и Велька засыпал под эти звуки. А как она проходила мимо него лёгкой тенью в ночнушке, он обычно уже не слышал и не видел. Когда же он вставал, она уже давно хлопотала по хозяйству.

Вот и в то утро, когда Велька вышел во двор, она уже гремела вёдрами в птичнике, и куры суматошно галдели, пихаясь крыльями у кормушки.

Велька торопливо застегнул сандалеты, тихонько соскочил с крыльца и побежал к сараю. Большой топор он заранее поставил около двери, так что оставалось сдвинуть щеколду, чуть-чуть приоткрыть дверь и потянуть за толстое топорище.

Доставая его, Велька задел топором за лопату, железо тоненько заныло, и у Вельки мурашки пробежали по спине – а вдруг бабушка услышит?

Но всё было спокойно, и он быстро побежал на тот огород, прижимая к груди всё ещё звенящий холодный топор и ёжась от утренней прохлады. Влажная от росы трава хлестала его по ногам и забивалась между пальцами, и скоро сандалеты стали совсем мокрые, так что Велька скользил в них пятками на поворотах, а на последнем повороте не удержался и сшиб одинокий помидор, высунувшийся на дорожку. Красно-зелёная помидорная головка стремительно ускакала куда-то в сторону, а Велька едва не упал, успев в последний момент уцепиться за столбик, на который была натянута проволока для поддержки помидоров. Столбик хрястнул и опасно накренился. Велька выпрямился, задумчиво его покачал, вздохнул и дальше пошёл просто быстрым шагом.

Дойдя до клеверной полянки, он на мгновение остановился, глядя на нежно-зелёную траву, которую будто сторожили чёрные влажные стволы абрикосов. На переплетение их узловатых ветвей и тёмную зелень листвы уже легла розовая тень восходящего солнца, выколупывая оттуда редкие оранжевые звёзды плодов, и Велька заторопился. Скоро станет жарко, и все проснутся, а значит, сюрприза не выйдет.

Он прошёл краем луга, осыпая росу и оставляя тёмно-зелёный след на сверкающем поле. Подошёл к первому абрикосу, к его гнутому бугристому стволу, провёл ладонью по влажной шершавой шкуре и вдруг отчётливо понял, что ему не хочется рубить.

Но что-то надо было делать, нельзя же было просто так стоять! Солнце карабкалось всё выше, макушку начинало пригревать, и тяжёлый топор оттягивал руку, словно подталкивая – давай, стукни, а там само пойдёт.

Велька нерешительно поднял топор и вяло ударил по стволу. Абрикос разом вздрогнул, будто просыпаясь ото сна. Велька, ободряясь успехом, неумело размахнулся и стукнул сильнее. Топор отскочил от твёрдого дерева, больно выворачивая кисть, но в сторону отлетела чёрная щепка, обнажая оранжевые волокна.

Ветви, выгибаясь и шумя, обрушили на Вельку холодный душ, и футболка его тут же промокла, но он этого и не заметил: расширив глаза, Велька глядел на пылающую в черноте ствола зарубку и чуял острый абрикосовый запах, плывущий в холодном воздухе.

Он снова поднял топор и ударил – теперь уже сильно и точно, целясь прямо в оранжевое сердце, расцветающее на стволе.

Ветви бились и колотили по воздуху, последние абрикосы летели вниз, словно запоздалая дань, и следом сыпалась мелкая, изъеденная гусеницами листва, а дерево сотрясалось уже всё, но Велька ничего не видел – он рубил и рубил, разгорячаясь всё больше, пока не стал задыхаться. Когда ствол треснул и покачнулся, Велька налёг на него плечом и, скользя по земле, что было сил поднажал.

Дерево затрещало, покачнулось, застыло на мгновение, будто вцепившись в воздух ветвями, и рухнуло.

Велька опустил топор. Сердце его колотилось. Переведя дух, он огляделся. Он рубил высоко, так как низко рубить не получалось, и теперь над поляной возвышался нелепый чёрный пень-обрубок, от которого в клевере расходился оранжевый взрыв щепок.

Велька прошёлся вдоль срубленного дерева, как китобой вдоль пойманного кита, и разочарованно заметил, что снизу оно казалось ему гораздо выше и больше. Он оттащил его на край поляны и деловито направился к следующему абрикосу.

С ним всё пошло проще, Велька рубил точно и собранно, не обращая внимания на дождевой душ, мусор и плоды, которые абрикос отчаянно сыпал ему на голову, словно пытаясь защититься этим скудным арсеналом, и быстро покончил со вторым деревом. Так, одно за одним, он срубил целых четыре дерева.