Эсфирь Цюрупа - Друзья мои мальчишки

— Ой-ой-ой! — кричал Никита, но никто не слышал его.

Люди со встречного эскалатора, слыша железный гром, с удивлением оборачивались и провожали глазами мчавшегося вниз пассажира. А Никиты и вообще-то не было видно.

Внизу странное судно с двумя пассажирами стремительно вылетело далеко вперёд по мраморному полу и остановилось посреди подземного дворца. Наверно, оно пролетело бы ещё дальше, если бы не длинные ноги взрослого пассажира. Они не уместились в детской ванне и затормозили продвижение судна вперёд.

Вокруг ванны собралась толпа. Люди — молодые и старые — смеялись так громко, что Никите показалось, будто на него рушится потолок.

Большой пассажир молча вылез из ванны. Он вынул оттуда портфель, поставил на ноги Никиту и обтёр платком своё вспотевшее лицо.

— Да, брат Никита, — сказал он, — на крейсерах я ходил, на подлодках плавал, на самолётах летал, а вот на таком виде транспорта — впервые… — Он смущённо потёр лысую голову и стал поджидать ехавшую сверху женщину, чтобы вернуть ей её посудину.

А Никита побежал к поезду. Он был очень доволен. Во-первых, обещал Марине не сходить с места — и не сошёл! Не его вина, что он оказался внизу! Во-вторых, не пришлось отдавать контролёру драгоценный билет, подарок на долгую память…

Через некоторое время, обежав подземное кольцо, поезд метро снова остановился на этой самой станции. Выходит — правда, что у кольца нет конца. Ни у Садового, ни у подземного, ни у какого. Где начало — там и конец. Никита доказал это всему миру. Очень довольный, он поехал, как все пассажиры, по лестнице-чудеснице вверх. Твёрдая земля приближалась. Наверху возле эскалатора стояла Марина.

— Это ты! — кричала она ему сверху, как будто он сам не знал, что это он. — Это ты! — кричала она ему голосом, который не предвещал Никите ничего хорошего. — Это ты! — И она даже побежала ему навстречу, но ступеньки под её ногами убегали обратно вверх, и у неё получился бег на месте.

А Никита сам поднимался к ней навстречу и уже видел её маленькие крепкие руки, которые через секунду схватят его за ухо. Отступать было некуда.

И она схватила его в охапку прямо с бегущей ступеньки. Она крепко схватила его обеими руками.

— Марш домой, недисциплинированный мальчишка! — торопливо произносила она свои сердитые слова.

А по красным щекам её текли слёзы, и глаза её, круглые, как у Никиты, говорили совсем другое. «Бедненький мой, — говорили они, и Марина прижимала Никиту к себе и мешала пассажирам сходить с эскалатора. — Бедненький мой, куда же ты потерялся, мы так волновались!»

Но тут подбежала мама, милая его мама; она не знала, что перед ней путешественник, который сделал важное открытие; она целовала его, щекотала своими растрепавшимися волосами и шептала какие-то непонятные слова, вроде: «Тяпа мой, тяпа единственный…»

Когда они все втроём шли домой, Никита увидал, что на большой площади вырос сад. Ветви его были ещё голые, без листьев, но на них уже сидели воробьи и громко чирикали, — и, значит, это был настоящий сад.

— Прямо чудо! — сказала мама. — За три часа вырос сад…

— Да, это так, — кивнула головой Марина. (Она была счастливой девочкой, потому что из всех людей на свете одна точно знала, что — так и что — не так.)

Они шли домой, а за их спинами продолжала работать большая машина. Она снимала с грузовика деревья, их корни были бережно упакованы в рогожи и ящики. Машина сажала деревья в приготовленные для них ямы, и от чёрных стволов и от голых ветвей на землю ложились первые робкие тени.

— Это я рыл ямы, — сказал Никита, уже лёжа в постели.

— Спи, мой маленький, — сказала мама и переглянулась с Мариной.

Никита уткнул нос в подушку.

— У кольца нет конца, — объявил он.

— Он так устал, что заговаривается, — сказала Марина. Она завесила лампу газетой, чтобы не светила в лицо Никите, и опять стала писать аккуратными буквами в аккуратной тетрадке.

Он и правда устал, глаза его сами собой смыкались, но ему нужно было рассказать так много! И он успел ещё произнести:

— Я получил «отлично» по морковкам…

— Глупый! — сказала правильная Марина. — Это называется не «по морковкам», а «по устному счёту».

Но Никита не слышал её слов, потому что перед его глазами уже текла речка Незнайка, которая собирает в себя и уносит все ручьи большого города. И он увидел Анну Ивановну, которая метлой подметала осколки звёзд на Млечном Пути…

…А Зина сказала ему: «Дай мне твою правую руку», и он не ошибся, и они вместе взошли на баррикады Пресни.

— …по морковкам! — сказал он сквозь сон. — И потому меня все на улице узнавали даже по фамилии…

— Да-да, — согласилась мама. — Конечно. Спи, сынок.

И он уснул. А она ещё долго улыбалась, вынимая сокровища из калошного мешка, на котором её рукой, стебельчатым швом, чёрным по белому, было крупно вышито: «Никита Кругликов».

Дом стоит на горе. Толстые колонны подпирают башню над входом, а в обе стороны от колонн тянутся длинные фасады с тёмными окнами. Издали кажется — сидит могучий орёл на толстых лапах, гордо поднял голову и распластал вширь крылья. Люди так и говорят: у этого дома два крыла — правое и левое. Уж когда взберёшься на гору и подойдёшь ближе, видишь, что дом очень старый. Крылья его облиняли. С колонн обвалилась штукатурка. На террасе, среди сугробов, в каменных вазах бьются под ветром чёрные прошлогодние цветы.

Так, может быть, дом пуст?

Нет, посмотрите сюда! По заснеженным ступенькам протоптана тропка. А высокие окна изнутри забрызганы извёсткой. А слышите скрип? Это скрипит входная дверь с пружиной. Когда её открывают медленно, она просит: «Прри-крой». Когда побыстрей, она предупреждает: «Прри-бью!» А когда распахнут сразу, она сердится: «Прочь!»

А теперь взгляните, как наезжена дорога в гору!

Это Олешкин папа каждое утро привозит сюда на своей грузовой машине № ЮК-0222 штукатуров и маляров. Все едут в кузове, а один маляр — в кабине, рядом с папой. Маляр одет в резиновые сапоги и рабочую ватную куртку. Брюки его измазаны краской, как у всех маляров, и в руках у него длинная кисть. Но на голове у этого маляра тёплый платок. А из-под платка глядят весёлые мамины глаза.

— Варюша, захлопни-ка дверцу, поехали! — говорит маляру папа и включает мотор.

Этот маляр — Олешкина мама.

Олешек гордится своей мамой: она умеет красить стены в розовый, голубой и в какой только захочешь цвет и она не боится работать на самых высоких строительных лесах.