Анатолий Максимов - Подлетыши

— Вот где вы! — мастер сел возле Ильи. — Крепко я сегодня спал, как молодой после гулянки. И рыбалку проспал.

Нравилось Илье сидеть с Ергиным за куревом. За куревом мастер обычно рассказывал о ребятах что-нибудь комичное и вроде бы оправдывал их шалопутные выходки. Илье хотелось, чтоб у Ергина подольше не гасла папироса, потому что, накурившись, он сразу спохватывался: «Сидим-посиживаем, а дело-то стоит!»

Вот и теперь, у реки, Дегтярев ждал, когда Елизар Мокеич достанет папиросы. Но тот почему-то и не думал привычно дымить; натянув на самые глаза кепку-восьмиклинку, пулял камешки в барашковый перекат.

— Давайте закурим, — напомнил Илья мастеру.

— Рад бы угостить вас, да нечем. — Ергин хлопнул по карманам куртки. — Против воли своей оставил это развлечение. Наследнички вынудили… Как прибыли сюда на практику, вижу: коптят мои в открытую! И раньше я тоже кое-кого подозревал — курили украдкой, тайком от взрослых. А тут подхожу вплотную к наследничкам — они и в ус не дуют — жгут напропалую! Безгрешными ангелами уставились мне прямо в глаза и наперебой протягивают сигареты — угощают. Взрослыми себя почувствовали на стройке. Мне этот ложный вырост видеть было не впервой. Знаю… Не стал я бранить ребят, пугать хворями, хилым здоровьем — все равно словами не убедил бы. Взял у Морокова сигарету, подкурил от его же огонька. Стоим кучно, дымим, загадочно посмеиваясь, стараемся понять, у кого что на уме держится. Затянулся я несколько раз глубоко, со смыслом, потом поплевал на сигарету, печально вздохнул и растер сапогом.

— С этой минуты, — строго говорю ребятам, — бросаю курить! Маятно, трудно мне, старику, придется, но и вас чтоб с сосками больше не видел, договорились?.. Потому как по-отцовски желаю вам ясного ума, богатырского здоровья и вечной молодости. Сказал это шутливо. Но с тех пор наследнички так и посматривают за мной, я — за ними. Вроде бы пока крепимся, держим слово…

Солнце поднялось высоко, подобрало с заводей сумрак, и рыба перестала клевать. Ребята начали собираться у плеса. Здесь уже дымили костры. Строители семьями, компаниями усаживались на теплой гальке, детишки кружились возле котлована, с любопытством разглядывая лебедя.

В северную сторону летели вереницы гусей, суматошно проносились табунки уток. На базарно-веселый, ликующий крик птиц лебедь трубил зазывно и печально. И тогда птицы в небе умолкали или начинали всполошенно галдеть, сбивая ритм крыльев, спутывая строй. Видно, сочувствовали лебедю, да ничем не могли помочь.

Монтажник Шнурков, голый до пояса, загорал на ватнике; повернулся он лицом к котловану и сказал:

— Сдохнет твой лебедь, Мороков, без пользы. Кокнуть бы его — и делу конец. На всех хватило бы царской птицы…

Монтеры выжидательно посматривали на Игоря. Он сидел на коленях, раздувая затухший костер, будто не слышал роковых для лебедя слов. Шнурков поднялся на ноги, выбрал из дров крепкий сук, примерил на глаз, хороша ли дубинка.

— Никому нет дела до страданий животины. Пойду уйму, а то душу нытьем выворачивает.

— Вы, конечно, шутите! — спохватился Дегтярев. Глянул на Игоря, увлеченного костром, на других ребят, боялся; а вдруг да поддержат Шнуркова.

Не успел монтер и двух шагов сделать в сторону котлована, как налетел на него коршуном Мороков, сбил с ног — и давай мутузить по чем попало да приговаривать:

— Вот тебе лебедятина! На! Получай!..

Шнурков едва успевал закрывать лицо, спасать локтями ребра.

— Я же пошутил… Мужики, отнимите, убьет!..

Электрики только смеялись, на выручку не торопились.

— Искупаем за вредные мысли против лебедя! — крикнул Сергей Порошкин.

Подростки подхватили за руки, за ноги монтера, поволокли к воде. Если он в единоборстве с Игорем полушутя взывал о помощи, то теперь бранился откровенно, зло: «Хочешь в рожу!..»

Все-таки посадили его в холодную воду.

— Ну, куда ты прешь против моих наследничков! — вразумлял Шнуркова Елизар Мокеич. — Да тебя двое скрутят в бухту — и пикнуть не успеешь, а у меня вон сколько племяшей. Такие-то проводки…

Между смехом и едкими перепалками электрики сверили ведро ухи, вскипятили чаю, быстро разостлали на гальке брезент, нарезали ломтями пшеничного хлеба, раскромсали надвое головки лука. Мастер Ергин с шутками и прибаутками разливал уху.

— Косте Жигову — хвост да плавники, чтоб вовремя улепетывал от подружек и заметал следы. Шнуркову — голову, а то с одной долго думает…

— Летят, летят!.. — от соседнего бивака послышались громкие крики.

Низко над рекой летело шесть крупных белых птиц с черной оторочкой крыльев. «Кеаг, кеаг!..» — кричали птицы. И лебедь закликал, закружился на одном месте, словно выбирал, в какую бы сторону разогнаться для взлета. Он приподнялся над водой, размахнул поземкой саженьи крылья и помчался, как по льду, на широких лапах. Пронесся водой, полетел просекой, вырубленной ребятами. Дегтярев опасался: чуть сверни лебедь в сторону или сбей напряженный ритм взмахов крыльев — и насмерть расшибется о лиственницу. Кусты вырывали из крыльев перья, но лебедь неудержимо набирал высоту. Наконец, белый, с розовым отблеском, взмыл над лесом!..

Игорь бежал вслед за лебедем. И тут Дегтяреву почудилось, что и Игорь, разбежавшись, отрывается от земли, еще миг — и он тоже очутится в небе!..

Лебедь растаял над сопками, истончился в комариный звон его тревожный клик…

Игорь постоял у речки, потом нехотя вернулся к притихшему, отчего-то погрустневшему табору…

Все электрики сваривали железо, гнули трубы, напаивали на провода наконечники. Но никто не мог, не имел на то права — соединять между собою высоковольтные кабели. Эту работу выполнял лишь один Костя Жигов.

Кабели сходились в колодцах и воронках толстыми венами. Сергей Порошкин, глядя на кабели, представлял себе завод существом безжизненным до тех пор, пока Костя не срастит перебитые вены.

Костя и Порошкин поднимали над колодцем брезентовый тент, чтобы не заносило внутрь пыль и мусор, включали яркий фонарь. Колодец под тентом смахивал на туземную юрту. Сергей наводил в ней уют: убирал камни, стекла. Потом Жигов доставал из деревянного чемоданчика инструменты — ножовки, кусачки, плоскогубцы… Все это он протирал ветошью и клал в рядок на чистый лоскут брезента — готовился к работе сосредоточенно, со смыслом: ни дать ни взять к операции на живом теле. Глянув на обмытые бензином концы кабеля, Жигов удовлетворенно кивал напарнику. Но нередко велел:

— Работай снова, да ладом. Чуть-чуть поленимся с тобой, Серега, потом кабель пробьет, завод остановится, так-то…