Лев Разгон - Шестая станция

Теперь, когда уже столько месяцев прошло, Михаил спокойно и даже с удовольствием вспоминал, как он стал вожатым. А было немного горьковато… Вместо того чтобы после работы бежать в комсомольскую ячейку и там с наслаждением погружаться в дела, крик, споры, песни, шел в пионерскую комнату клуба. А она даже вход другой имела — со двора… И, толкуя с ребятами, Миша с невольной завистью вслушивался в веселые голоса за стенкой и различал в этом гомоне и заливистый смех Ксюши, и высокий голос Юрки Кастрицына, и басок Варенцова… И на комсомольских собраниях он был единственным в красном галстуке, и ребята на него оглядывались весело и уважительно. А когда в конце собрания они пели «Молодую гвардию», Миша — единственный — при словах «Мы подымаем знамя, товарищи, — сюда!» отдавал пионерский салют, как это положено у пионеров, когда они поют комсомольский гимн…

«Пионер носит свои красный галстук всегда! Он надевает его утром, после того как умоется, и снимает вечером, когда ложится спать», — говорил Михаил ребятам. И сам свой красный галстук носил именно так. Только на работе он его бережно снимал, чтобы не запачкать маслом и железными опилками. А уходя с работы, снова повязывал его, и, когда он шел по улице, огненные языки галстука выбивались из-за воротника куртки. Однажды он встретил бежавшую по улице Тамарку Осипову, она взглянула на него, взметнула над головой руку, потом внезапно обмерла и схватилась рукой за шею — голую шею без галстука… Он ей тогда ничего не сказал, только не ответил на салют и, не взглянув даже в ее сторону, прошел мимо… На другой день Тамара вечером пришла в отряд. Тихая к убитая, сидя в углу, она все время следила глазами за вожатым и ждала, когда он начнет разговор с ребятами о вчерашнем. Но Миша даже не смотрел на нее.

Тамара подождала, пока все не разошлись, подошла к вожатому и сказала отчаянным голосом:

— Миша! Я переоделась и забыла… Я…

— А вдруг ты забудешь, что ты пионерка? — перебил ее Михаил. — В школе — пионерка, на сборе — пионерка… А в другом месте — уже не член организации, да? Так у нас не положено! Вступила, дала торжественное обещание — всё! А то что ж… Я буду комсомольцем на работе, на собрании, а потом раз — и в церковь или торговать на базаре… Так у нас не бывает! Комсомолец — значит, всегда! И на всю жизнь! Только отступись от малого — и про большое забудешь… Так что ты, Тамара, про галстук не забывай. Ну и хватит про это!

Конечно, нелегко было Мише. На демонстрации Седьмого ноября — не со своими ребятами, а с пионерами… Первого мая в ожидании начала митинга ребята собираются в кружок и на весь поселок с посвистом орут:

А ты с пионерами стараешься их перекричать:

Да разве перекричишь! Пионеры кричат тоненькими, совсем ребячьими голосами… Да и песня не та…

А привык! Мишу Куканова трогала и радовала безграничная вера пионеров в своего вожатого, в каждое его слово. Конечно, он старался, чтобы ребятам было весело и интересно. Выпросил у начальника работ Пуговкина проволоку и вместе с ребятами сплел сетки на окна пионерской комнаты. Попросил у Омулева мяч волейбольный. Степаныч, такой всегда скаредный, через два дня сам принес два мяча — настоящих, каких у комсомольцев не было! А Василий Иванович Пуговкин пришел как-то вечером, посмотрел, как, обдирая в кровь руки, ребята плетут сетку, и недовольно пробурчал:

— Как в каменном веке!.. За что тебе, Куканов, дали пятый разряд, ну просто непонятно! Зайдешь в механическую, там двое тисков лежат без дела, скажешь, что приказал пионерам отдать… Ну и плоскогубцы лишние найдутся там… А готового ничего у меня не просите — не дам! Инструменты, какие лишние есть, ну и материал — это, может, подкину… А все, что надо, пожалуйста, сами делайте! Волейбольную сетку из шпагата сплетете, а вот тут, чтобы ее укрепить, выпилите два кронштейна. И сами, сами пусть пилят! А ты им покажи, ведь пятый разряд — не шутка!..

И зимой, когда не то что волейбольный — мячик от лапты некуда закинуть, пионеры в волейбол играют! А комсомольцы стоят у дверей. Переминаются от охоты поиграть, советы подают и робко просятся: «А нам можно с вами, ребята?..»

Но дело не в этом! Приятно, когда пионерам весело, когда они торопятся сделать уроки и обязательно, хоть на часик, прибежать в пионерскую комнату… Приятно, когда все к тебе относятся уважительно и ласково, когда старый токарь Мигунов, который раньше и внимания на него не обращал, вдруг пришел к нему в мастерскую и сказал ему: «Хочу с тобой, Куканыч, насчет своего хлопца посоветоваться…» И назвал его, как всегда на Волховстройке его отца называют, Куканыч…

А все-таки приятней всего рассказывать ребятам о гражданской войне, о том, как за границей рабочие с буржуями борются… Рассказываешь — и в комнате мертвая тишина, и в обращенных к нему глазах пионеров такая вера, такая убежденность!.. И где бы Миша ни показался, сразу же к нему слетаются ребята и ходят за ним стайкой, без всякой надобности ходят, просто так — чтобы за руку подержаться, спросить чего… Вожатый!

А летом устроили пионеры лагерь — их первый лагерь! Сколько было забот, и горьких и сладких!.. С зимы стали комсомольцы на воскресниках работать — деньги зарабатывать на пионерский лагерь… А один общий воскресник сделали — больше тысячи человек пришло работать… И Степаныч из Ленпрофсовета привез немного денег. И с родителей, что помногу зарабатывают, часть денег взяли. А потом доставали палатки, делали походные кровати… Чугунную плиту дали на складе. Котелки всякие, кастрюли там, миски и ложки… А завхозом лагеря и главной поварихой назначили эту трепушку — Ксению Кузнецову…

И оказалась она такой толковой дивчиной — это она все миски и всякую утварь раздобыла!

К самому Графтио ходила и кричала там на смотрителя зданий так, что тот даже «титан» — новенький, настоящий шведский кипятильник — отдал! Ксению не перекричишь, не переспоришь, нет!..

Место для лагеря Михаил нашел сам. Искал долго — обходил оба берега на много верст. Сразу же после работы забирал с собой двух старших ребят, Генку Ключникова и Степу Ананьина, и отправлялся на поиски. Ребята, конечно, хотели поинтереснее: предлагали лагерь устроить на острове — чтобы никто незаметно не мог прокрасться, чтобы на лодках переправляться… Или же на горе — чтобы красный флаг на высокой мачте был виден из всех деревень. Ну и, натурально, чтобы легче было отражать нападение всех возможных врагов… Но хотя эти предложения и были по сердцу вожатому, Миша предложил другое.