Геннадий Михасенко - Я дружу с Бабой-Ягой

А тем временем мичманы Фабианский и Чиж намылили сделанный еще вчера бушприт — пятиметровый березовый ствол, очищенный от коры, — повесили на его конец морской ремень — приз! — и предложили попытать счастья. И посыпались, полетели в воду наши тела — спиной, боком, животом, враскорячку, сжавшись — кто как, но и самый ловкий не добегал до ремня на целую треть. Срывались и мичманы, даже мичман Чиж, пропорхивавший почти все бревно. Они уже хотели придвинуть приз, когда кто-то выкрикнул, что этот трюк удастся только богу Саваофу. С ликованием десяток рук мигом взметнули на метровую тумбу стоявшего тут же в плавках начальника и, несмотря на его дрыганья и вопли, вытолкнули на бушприт.

Сделав шага три, Давлет поскользнулся и под общий хохот плюхнулся в воду. Но смеялись мы недолго — выпучив глаза и издав что-то вроде «ап-ап», Филипп Андреевич пошел на дно. Оба мичмана нырнули, поймали его и помогли выбраться на бревна. Все произошло так быстро, что Давлет не успел захлебнуться.

— Ой! Ой! Ой! — икая, отплевываясь и отчихиваясь, заойкал начальник, опершись на одну руку и второй растирая живот, словно там именно был центр всех волнений. — Я так и знал, что двух богов будет много для этой неверующей братии! Ой, сумасшедшие! Спутали Посейдона и Саваофа, черти полосатые! Это он подводный житель, а не я! Я не умею плавать!

— Как? — удивились мичманы. — Вы же флотский!

— Ну и что!

— Бывший подводник!

— Ну и что!.. То есть умел, конечно, а потом случилась одна штука и — как обрезало! Я боюсь воды. Оказавшись в воде, я становлюсь куском свинца. Даже дома только полванны наливаю, чтобы не утонуть! — Он улыбнулся, вздыхая, наконец, глубоко и облегченно. — Уф! Хотел утаить! Утаишь от вас!

Сидя перед Филиппом Андреевичем на корточках, я внезапно вспомнил его недавнее плавание на плотике, который легко бы мог опрокинуться от случайного шквала или от волны идущего порожняком буксира, и уже на том свете дожевал бы наш Саваоф Димкину серу от покойников. На моем лице выразилось, наверно, что-то странное, потому что Давлет спросил:

— Ты что, Ушки-на-макушке?

— Я?.. — я хотел узнать, зачем же он садился на тот плотик, зачем рисковал, не беря даже спасательного круга, но вдруг понял, что это детский вопрос, что если рисковал, значит, надо было, и что круг смутил бы Ухаря и Рэкса. И вообще взрослые рискуют, наверно, чаще, чем мы замечаем.

Давлет улыбнулся.

— Доволен кличкой?

— Хм!

С тебя плитка шоколада! Помнишь — обещал?

— Это же вы обещали»

— От твоего имени. Гони шоколад!

— Хм, ладно! Вот пойду в увольнительную!

— А вы — мне, — сказал мичман Чиж, — тоже обещали!

— М-да! Уплыла шоколадка!

— А вы мне! — обратился Димка к мичману Чижу.

— За что? — не понял тот.

— За так! За дружбу! За то, что я самый шкентельный! А я обратно Семке, то есть Ушки-на-макушке, тоже за дружбу! И вышло, что не надо шоколада! А-а!

Димкино верещанье перебила рында.

Среди солнца, блеска воды и обнаженных тел тревога показалась такой невероятной, что какое-то время мы, застыв, соображали, в чем, собственно, дело.

— Полундра! — закричал Филипп Андреевич, поднимаясь.

И лишь тут наша полуголая орава, кто вплавь, кто по плотам, кинулись на плац. Там стояла Раина машина, и около нее, разгоряченно жестикулируя, Рая что то рассказывала мичману Кротову. Мы обступили их, и шоферша объявила Давлету:

— Вот, как обещала, привезла шпиона!

Филипп Андреевич втянул живот, как бы нечто сказав этим.

— Попался, как кур во щи. На том же повороте и с тем же вопросом, не в «Ермак»- ли я еду! Нашли дежурную дурочку!

— Становись! — скомандовал Давлет.

Мы нетерпеливо построились, не сводя глаз с дверцы, за которой сидела странная личность — шпион! Не из книг и не из телевизора, а живой, настоящий наш противник!

— Можно? — спросила Рая.

— Давай! — разрешил Филипп Андреевич.

Со значительным жестом, как дрессировщица, выпускающая из клетки тигра, шоферша дернула шпингалет и распахнула дверцу. На землю спрыгнул щуплый паренек, в серенькой рубашке, с газетным паке-

том под мышкой. Растерянно оглядевшись, он переметнул пакет под другую руку и замер, как вратарь в воротах, где штангами были Рая и Филипп Андреевич.

— Ты кто такой, цыпленок жареный? — спросил Давлет, беря у него пакет и ощупывая содержимое.

— Осторожней! — вырвалось у паренька.

— А!

Сверток упал на гравий, и все, кто находился на плацу, отшатнулись, загораживаясь руками. Но взрыва не последовало. Последовало то, что паренек поднял сверток и сказал:

— Это пирожки.

— Пирожки? — удивился начальник. — Какие пирожки?

— С печенкой.

И тут Димка, все время беспокойно тянувшийся вправо, чтобы толком разглядеть то, что происходит у машины, стоявшей к нам боком, метнулся вперед с криком:

— Федя!

— Федя! — заорал и я, кидаясь следом.

— Димка!.. Семка!..

Слепившись в один комок, мы кружились на виду у всех, приплясывая, мыча и хлопая друг друга по лопаткам, пока Федя, спохватившись, не притормозил нас. И Димка запоздало объяснил озадаченному Давлету:

— Филипп Андреевич, это мой брат!

— Брат?

— Врет он! — крикнул Рэкс с балкона ГКП.

— Молчи там, Рэксина!.. Брат, Филипп Андреевич!

— Родной?

— Да, — ответил Федя, почувствовав себя уверенней. — Я приехал попроведовать его. Вот и пирожки, мамин гостинец. Спасибо вам! — с легким поклоном сказал он Рае.

— Хм! — ответила та.

— Брат, значит! — подытожил начальник, бдительно присмотревшись к обоим Лехтиным и найдя, очевидно, сходство, которого нельзя было не найти. — Олег, а ты не узнаешь этого брата? — спросил он на всякий случай.

Олег подошел, оглядел Федю и мотнул головой.

— Нет.

— Ну, ладно! — сожалеюще сказала Рая. — Брат так брат. Все равно доброе дело сделала. Но я вам еще привезу шпиона! Я вам всех шпионов Советского Союза перевожу! — Она усмехнулась, села в кабину и умчалась на верхнюю палубу.

— Отбой! — крикнул Давлет.

Братва с гиканьем унеслась к бассейну. Федя развернул газету, где оказалось десятка два румяных пирожков, и протянул ее Филиппу Андреевичу.

— Угощайтесь!

— М-м! — мурлыкнул он. — С печенкой, говоришь? — И, щекотнув свое арбузное брюшко, взял пирожок, куснул его и восторженно поднял брови. — М-м, передай маме спасибо!.. Вообще-то, знай впередь, встречи с родственниками разрешаются только за шлагбаумом, к тому же у нас осадное положение, но...

— Мы сейчас уйдем, — сказал Федя.

— Но, — продолжил Давлет, — раз уж ты въехал сюда, и раз уж у тебя такие вкусные пирожки, из которых я, с вашего позволенья, возьму еще один, — и он взял, — то разрешаю маленькую экскурсию по лагерю. Минут через двадцать Рая поедет за обедом — можешь воспользоваться. Да, а маме еще передай, что юнга Лехтин служит образцово! — И, глянув на меня, добавил: — А если встретишь Полыгиных, то им тоже передан, что и юнга Полыгин служит образцово! — И сквозь кусты Филипп Андреевич направился в штаб.