Людмила Раскина - Былое и думы собаки Диты

Вернее, чудо опять произошло, но уже наоборот. На этот раз растворились… брюки!

Как потом выяснилось, в плошке незадолго до этого разводили концентрированную серную кислоту. Потом плошку вымыли, но, видно, нужно было мыть лучше. В порах сохранилась кислота.

Ма была совершенно убита, и настала очередь Па ее утешать, а сохранившийся пиджак со следами сражений отправили на трудовую вахту — в гараж на даче. Так что Па теперь выступал на даче в брюках из магазина «Рабочая одежда», живописно заляпанных красками и олифой, и серебристом югославском пиджаке.

Но это все было в прошлом году, а сейчас весна на носу, а Па в совершенно бедственном положении. Особенно если учесть, что приближается Восьмое марта: у нас в родне Международный женский день празднуется всегда очень торжественно и всегда у Клары с Изей, потому что Изюня ухитрился родиться как раз в женский день.

Так что Ма размышляла недолго, и мы все вчетвером отправились покупать костюм. Меня и Рыжушу хитрая Ма взяла, чтобы немного отвлечь Па от цели нашего похода, чтобы незаметно, за разговорами, довести его до магазина. Дело в том, что Па ненавидит ходить по магазинам, особенно под конвоем Ма. Когда он сам что-нибудь покупает, то принимает решение быстро, в одно мгновение: понравилось — есть при себе деньги — купил! Бывают, конечно, «прорухи» (неудачи, значит!). Так он купил себе шерстяную рубашку, но Ма ее забраковала:

— Цвет какой-то… канареечный!

Па отдал «канарейку» покрасить. И действительно, цвет получился прекрасный — бордо! Не цвет, а красота. Па такой цвет очень идет. Только вот влезть в эту «бордовую канарейку» Па не смог — рубашка села.

Но все равно Па никогда не раздумывает, как Ма:

— Это слишком дорого!

— Это нам не по карману!

— Сегодня купим, а что мы завтра есть будем?

Па предпочитает рассматривать покупку уже дома, а Ма, наоборот, долго размышляет, прикидывает, сомневается, отходит и опять возвращается, и чаще всего эти танцы заканчиваются тем, что она так и уходит, ничего не купив. А если купит, всегда сначала расстраивается, а потом долго привыкает к новой вещи.

Но такое ответственное дело, как покупка костюма, Ма одному Па доверить не может.

В общем, мы благополучно довели Па до магазина «Мужская одежда», и они с Ма начали перебирать то, что там было. Один костюм Па померил — не подошел, второй тоже, на третьем засомневалась Ма, но тут кончилось у Па терпение, процесс ему надоел, и он махнул рукой:

— Все! Берем этот!

Ма начала возражать:

— Костюм, конечно, неплохой, но нужно бы что-нибудь потемнее, чтобы со временем и на работу в нем каждый день ходить можно было, ведь два костюма сразу мы не осилим. А этот цвет хоть и темно-серый, а немного в голубизну отдает, какой-то отлив у него голубоватый. И вообще, очень уж элегантный для работы, прямо «голубой тюльпан» какой-то, — неожиданно добавила Ма.

Ну, это уж она хватила лишку!

Но Па уже хотел только одного — уйти из магазина:

— Вот и прекрасно! Пусть будет «голубой тюльпан»! Или берем его, или пошли отсюда! Ничего мне не нужно!

И Ма сдалась.

Костюм завернули, и они вышли из магазина. Мы с Рыжушей сразу увидели, что у Па вид упрямый, а у Ма — расстроенный. Вечная история! Нельзя им вместе по магазинам ходить.

В полном молчании мы пошли по улице, и тут Па глянул на грустную Ма и сказал медленно так, растягивая слова:

— Да-a, скажу я вам, зря купили! Дрянь костюмчик этот ваш «голубой тюльпан»! — и еще головой покачал.

Ма остановилась как вкопанная и даже поперхнулась от возмущения:

— Мой костюмчик? Мой?! Да я же тебе говорила! Ничего по-человечески сделать не можем!

Но Па с Рыжушей уже смеялись во весь голос, а я быстренько лизнула Ма в руку.

Ма посмотрела и махнула рукой:

— Ну что с вас взять! — и не выдержала, тоже рассмеялась.

Восьмого марта они отправились на день рождения к Изюне. Там было полно гостей — у них всегда так, все очень любят к ним ходить. У них гости даже в большой комнате не помещаются, приходится детей в Софочкину комнату отдельно сажать. И столов не хватает, поэтому Изюня дополнительно еще дверь с петель снимает — стол удлинять.

Перед тем как за стол сесть, гости обычно расползаются по всей квартире: кто Кларуне на кухне помогает, тут Соня — главный специалист, кто потихоньку Кларины пироги инспектирует — это Вадим, кто о политике спорит — ну, тут наш Тарь первый, а кто Останкинской башней с балкона любуется.

Правда, Изя в последнее время на балкон выходить не велит — после того как Па закупил для террасы на даче триста килограммов стекла и поставил до весны у Изюни на балкон. Изя считает, что балкон прогнулся и может упасть.

Поэтому вместо пейзажа за окном гости начали Па в «голубом тюльпане» рассматривать: сестры Па первыми увидели, а за ними и все остальные стали выражать восторг. Тут Ма обрадовалась, «хвост, как павлин, распустила», позабыла совсем, что сама же против была, и всю заслугу покупки костюма себе приписала. Па ей не мешал — пусть потешится, только усмехался потихоньку.

На следующий день Па пошел в «голубом тюльпане» на работу, там тоже праздновали Восьмое марта. Когда Па вернулся, Ма приступила к нему с расспросами:

— Ну как? Что говорили про костюм? — И вдруг замолчала: она присматривалась к «голубому тюльпану», вернее, к его карманам: они подозрительно оттопыривались.

Ма подошла поближе — так и есть! Карманы были уже полны болтов, гаек и прочего «мусора»!

Костюмчик прижился!

Построена дача! Не подвел Петр Иванович! Па всю весну ездил туда, и ему нравится, как получилось. Только Па говорит, что пока это голые доски, потому что все отделочные работы мы будем производить сами. И еще нам нужна мебель.

Ну, об эту мебель мы всю зиму и весну боками стукаемся: Па собирал у знакомых и незнакомых старые кресла, диваны, столы и все свозил к нам домой, затаскивал на наш пятый этаж без лифта и ремонтировал, а Ма шила на своей «Веритас» новую обивку.

Как у нас все это умещалось, в нашей «хрущобе», — понять не могу!

Самый «ударный момент» был, когда Па притащил огромное кресло со свалки. Он его «ободрал» (снял старую обивку) на улице, чтоб грязь в дом не тащить, а как он его взгромоздил на пятый этаж — уму непостижимо! Совершенно неподъемное кресло. Ма его прозвала «мастодонтом». А когда Па его починил и обил заново, какое замечательное кресло оказалось — раскидистое, уютное!

— Так и хочется в него с ногами залезть, торшер зажечь и книжку читать. А за окном чтобы дождь шел, — это Рыжуша размечталась.

А я так думаю, что мы и вдвоем с ней в «мастодонте» хорошо уместимся. Правда, у нас торшера нет, но это не беда: Па говорит, что на свалке можно что угодно найти.